Уршула Малка родилась в Польше, в Россию приехала в 2002 году, чтобы попытать счастья в Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства (ныне – Российский государственный институт сценических искусств, сокр. РГИСИ). Поcтупила на курс известного режиссера Льва Додина, который окончила в 2007 году, играет в Академическом Малом Драматическом Театре на улице Рубинштейна в Петербурге.
Театралам Уршула полюбилась благодаря роли Гели в спектакле «Варшавская мелодия» (реж. С. Щипицин, Л. Додин, по легендарной пьесе Леонида Зорина), будто написанной специально для нее, и главной роли в спектакле «Русалочка» (реж. Р. Кудашов). Также она играет Зоську в постановке «Наш класс» по пьесе Тадеуша Слободзянека (реж. Н. Колотова), принимает участие в независимых театральных проектах. Один из них – Театр Без Даты (проект появился во время пандемии, и дата премьеры постоянно переносилась, отсюда название) – представил необычную интерпретацию «Каштанки» Антона Чехова (реж. К. Иванов). Премьера в итоге состоялась 28 ноября 2020 года в отеле «Амбассадор». Членам редакции портала „Gazeta Petersburska” удалось попасть на спектакль в январе, а сразу после спектакля – поговорить с пани Уршулой.

Предлагаю поговорить по-польски…
Ох… Надо только язык вспомнить! Переключиться.
Я Вас прекрасно понимаю! Давайте начнем со спектакля «Каштанка 2020», который мы только что посмотрели. Вы не только играете главную роль, но ещё и являетесь одним из инициаторов…
Этой авантюры, да! (смеется)
А откуда взялась идея этой авантюры? Из текста рассказа?
Всё началось с «Каштанки», конечно же. На самом деле, изначально идея была немного другой. Мы хотели сделать представление на улице Рубинштейна, в окнах ресторана, а зрителей поместить снаружи. Сделать такой амстердамский спектакль. Но получить разрешение городских властей на такое представление было очень трудно. А потом случайно так вышло, что мы пришли сюда, в гостиницу «Амбассадор», на другой спектакль. И мы подумали, что можно перенести наш замысел в гостиничное пространство. Тогда мы начали придумывать здесь разные этюды…
Играть с пространством…
Да, мы стали экспериментировать, позвали друзей и знакомых из мира искусства… И совместными усилиями нам удалось всё сделать.
Особенно интересным получилось размывание границ, когда зритель начинает теряться, то ли он все еще просто наблюдает за событиями, то ли уже становится частью действия.
Таков был наш замысел! И поскольку в процессе работы мы много спорили с Кириллом [Ивановым], мы чувствовали, что это тоже должно войти в спектакль. И ввели фигуру режиссера.
То есть линия, связанная с «темной стороной» жизни актера, тоже была вставлена несколько позже?
Да, её тоже вначале не было.
А почему в спектакле появилась музыка Александра Вертинского?
Гм… как символ времени декаданса?
На сцене всё это очень интересно сочетается. В спектакле вы развиваете темы, на которые Чехов в своем рассказе только намекает, но сам текст продолжает быть основой постановки.
Да, это было для нас важно. Текст Чехова является для нас отправной точкой в изучении… анатомии создания спектакля, скажем так.
А еще постоянно подчеркивалась Ваша принадлежность к другой культуре…
И это тоже было частью нашего замысла.
Это важная для Вас тема? Вы как-то сказали, что в России до сих пор не совсем чувствуете себя как дома, но и в Польше как будто чужая.
Чужая и там, и здесь, точно! Для меня это, пожалуй, самая личная тема во всем спектакле. Невозможно уехать и навсегда оставить свое прошлое. Это так не работает.
Это проявляется и в других ролях – Вы играете польку в известной пьесе «Варшавская мелодия», да и в «Нашем классе». Отличается ли постановка пьесы Слободзянека в России от постановок польских? Другой культурный контекст придает ей новые значения?
Да, конечно. Каждый культурный контекст важен по-своему. Хотя, признаюсь, я никогда не думала о спектакле в таком ключе… Но для меня самой важно, что я полька на чужбине. В Польше у меня были бы другие роли, другие шансы…
А Вы не хотели бы когда-нибудь сыграть на польской сцене?
Очень хотела бы! Я должна была играть в одном спектакле у Кристины Янды. Всё уже было согласовано, мы договорились с партнером о репетициях… а потом ситуация в стране изменилась, и Янда не получила финансирования. К сожалению, я попала в такой неудачный историко-политический момент. У меня отняли этот шанс. И мне ужасно жаль, ведь мне с детства нравилась Янда. Я помню ее роль в «Белой блузке», вообще все ее интерпретации текстов Агнешки Осецкой… Они были потрясающие! Я на них выросла. И сам факт, что я приезжала в Варшаву, чтобы с ней поговорить, – это было волшебно. Не знаю, что было бы, если бы всё сложилось. Может, я бы жила, разрываясь, между двумя странами. И «Каштанки» бы сейчас не было…
Быть актером на чужбине всегда непросто, в этом есть своя специфика. Я играю не на том языке, с которым росла, а который выучила позже. Мне кажется, что для самих россиян это тоже необычно. Мало кто из актеров в российских театрах играет с акцентом. В отличие от Великобритании, где в театре Глобус играет множество актеров из разных регионов и даже из разных уголков мира. А в России, если человек говорит с акцентом, то это сразу означает некий «авангард». Все удивляются: «Как же так – Чехов с акцентом!».

Правда, это касается и кино… Акцент сразу надо как-то обосновать драматургически. Или спрятать. В конце концов, Барбару Брыльскую в фильме «Ирония судьбы» дублировала советская актриса.
Переозвучивала, да!
Когда Вы собирались поступать в театральный вуз за границей, вы сразу решили, что хотите поехать в Россию?
Сначала я училась в Польше, в актерском училище в Ольштыне. К нам часто приезжали педагоги из России, например Инна Шубина, которая также вела занятия по вокалу в петербургской академии театрального искусства. Иногда к нам даже приезжали российские режиссеры и ставили спектакли. И в какой-то момент меня выгнали из училища, так сказать, за дисциплину. А тогда в польских актерских школах существовали возрастные ограничения. Теперь всё по-другому: если человек решил поступить на актерское чуть позже, то никаких проблем. А тогда мне сказали твердое «нет!». У меня не было выбора – я могла остаться в Польше и не стать актрисой, либо уехать. Поэтому я уехала, чтобы осуществить свою мечту. И кстати, я рада, что нам удалось отыграть «Каштанку» еще до окончания 2020 года, потому что прошло как раз восемнадцать лет с момента моего приезда в Петербург. Вот так своеобразно я отметила свое «совершеннолетие» здесь, устроила себе экзамен на аттестат зрелости!
А почему Петербург, а не Москва?
В нашем училище были педагоги из петербургской театральной академии. Они рассказали мне о Льве Додине. Я знала, куда еду, хотела попасть на курс Льва Абрамовича.
Тогда я должна задать еще один вопрос. Лев Додин был мастером Вашего курса. В России такая система по-прежнему превалирует в театральных школах – именно мастер набирает студентов, выстраивает программу, делает упор на каких-то конкретных аспектах образования. В Польше этого уже нет, просто сдается экзамен в конкретный вуз. Какая система работает лучше?
Русская школа лучше польской – я была в обеих, я знаю! (смеется). Русская сложнее. Я всегда говорю, что она как армия, как фабрика. В Польше всё устроено… иначе. Может быть, польская школа больше соответствует нашему менталитету – нас очень сложно так дисциплинировать. В российских театрах мощнейшая дисциплина. А ещё корни Станиславского, за которыми все сюда приезжают. Даже американская актерская школа опирается на систему Станиславского, если подумать. Так что я тоже поехала к истокам! Это было нелегко, но я справилась. И осталась. Мы поставили «Варшавскую мелодию», я попала в театр… Появились причины, чтобы остаться. Хотя, когда я уезжала, наивно думала, что вернусь. Наверное, все так думают (смеется).

Есть ли роль, которую Вы хотели бы сыграть, в России или в Польше?
Как только в театре берутся за какую-нибудь пьесу, скажем так, типично русскую – по Чехову, Толстому или Достоевскому, – мне всегда обидно, что я не могу конкурировать с актрисами, которые здесь родились и выросли. Это так грустно. Отсюда, наверное, и взялась «Каштанка»… Не знаю, есть ли какая-то конкретная роль… Каждая! Каждая из несыгранных ролей для меня болезненна. Будь то Анна Каренина, будто то Грушенька… Все они за пределами моих возможностей!
Может быть, появится такая неординарная интерпретация…
Да, придет режиссер, который скажет: «Хватит дискриминации, всех этих «типичных» русских девушек, мы будем искать новые образы, другие эмоции…». Мы все-таки отличаемся друг от друга в эмоциональном плане. Я постоянно это чувствую, где бы ни играла. Вот недавно я играла в спектакле «Фаза зеркала» по пьесе Аси Волошиной. Там даже есть монолог, написанный специально для меня. Представление тоже проходило в отеле, но там была другая концепция – каждая актриса находилась в отдельном гостиничном номере, и зрители сами к нам приходили. И они как будто чувствовали, что я отличаюсь от других артисток… эмоциональной аурой. Дело даже не в языке. Акцент –это не слова, которые я не могу произнести правильно. Это другое воспитание. Оно начинается с ценностей, которые передаются нам в детстве, с интонации, которая сопровождает нас на протяжении всей жизни… Акцент – это не слова. Это нечто иное.
Большое спасибо за беседу!
Беседовала Анна Светлова
Перевод с польского: Диана Антипова
[…] интервью со звездой спектакля Уршулой Малкой нажмите здесь,а чтобы прочитать нашу заметку о самом спектакле […]