Мы продолжаем публиковать воспоминания Надежды Богдановой о паломничестве из Петербурга в Ченстохову в августе 1991 года.
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Часть четвёртая
В Ченстохове
«Цель ничто, движение всё»
Утром мы позавтракали, погрузили вещи в машины и пошли. Это был наш последний день в дороге. Погода была замечательная. Во главе колонны кто-то пел песни, паломники вяло подпевали или разговаривали друг с другом. Первую половину пути я беседовала о чём-то с Сергеем. На привале мы сели в кружок, где был Саша. Он рассказывал каким-то девушкам о любви. Он говорил, что любовь и секс – это разные вещи, что любовь бывает четырёх видов: эрос – чувственная любовь, филия – братская любовь, сторке – сострадание и агапе – совершенная безусловная божественная любовь, к которой мы и должны стремиться. Он утверждал, что истинный христианин должен любить всех одинаково. Я ела бутерброды и вяло слушала его речь. Вмешиваться в разговор я не стала, однако я не была согласна с тем, что он говорил. Я думала, что он лукавит – любить всех невозможно. Если вы говорите, что любите всех одинаково, то это значит, что вы никого не любите. Я думаю, что любовь – это, прежде всего, выбор; человек выбирает из многообразия существующих в мире вещей что-то очень нужное именно ему, и посвящает свою жизнь служению этому человеку, делу, идее или Богу.
Вторая половина дороги была более трудная, было жарко, нам надоело петь, даже говорить уже было не о чем. Мы машинально переставляли ноги и думали о том, когда же, наконец, мы придём. Я присоединилась к Сашиному философскому кружку. Он рассказывал что-то о великих христианских философах: о Фоме Аквинском (1226-1274 гг.) и о блаженном Августине (354-430 гг.). Я слушала его в пол уха и думала о своём: «Сколько веков прошло с тех пор, когда жили эти мыслители? Почему доминиканцы всё ещё изучают их труды? Неужели за прошедшие семь веков не написали ничего, более достойного?». Сейчас я уже не думаю, что изучение древних трактатов – это пустая трата времени. Всё зависит от того, чем вы интересуетесь. Если вы интересуетесь новыми технологиями, то, конечно, не стоит читать «Исповедь» блаженного Августина. А если вы интересуетесь психологией человека, то почему нет? Разве природа человека сильно изменилась за это время? Мне кто-то недавно сказал, что протестантские церкви потеряли эзотерическую часть христианского учения, а без эзотерики церковь становится чисто социальным институтом. Интересно, сохранили ли доминиканцы своё эзотерическое знание? С такими членами ордена, как Фома Аквинский и Мартин де Поррес, они наверняка его имели в былые времена. А сейчас?
Когда мы подошли к Ченстохове, было уже темно. Саша попрощался с нами, так как ему надо было идти в другое место, и мы больше не видели его. Сейчас я вспоминаю его в длинной белой доминиканской рясе, с горящими глазами и готовой проповедью на устах, и не могу понять, почему этот увлеченный монашеским призванием человек не смог ужиться в доминиканском ордене. Ибо сейчас он уже не брат доминиканец, а сотрудник компании, которая работает на электронной валютной бирже. Какое удивительное превращение! Как-то он звонил мне и спрашивал, нет ли у меня случайно пары тысяч долларов, чтобы открыть счёт в их компании. Теперь у него другое увлечение – зарабатывание денег. Почему многие русские, которые вступают в духовные ордена, со временем покидают их?
Нас поселили в большом лагере на окраине Ченстоховы, который был сделан из военных палаток. Палатки были рассчитаны человек на тридцать. Мы пришли туда далеко не первыми, и нас разместили на свободные места. Ужин раздавали из больших баков в одноразовую посуду. Паломники просто становились в очередь и получали порцию тушеной капусты с колбасками. Меня уже не удивило то, что некоторые получали вторую и даже третью порцию. Увидев кого-то из наших, несущего третью миску, я тоже встала в очередь во второй раз. Вода стояла рядом с раздачей, мы подходили и брали по бутылке воды. Это были полуторалитровые пластиковые бутылки с водой Monte Cimone (у меня до сих пор сохранилась пробка от бутылки!). В то время в России пластиковых бутылок ещё не было, это было для нас в новинку и мы с удовольствием пили из этих бутылок. Нас поселили в палатку к белорусам. Когда я пришла туда спать, я увидела, что там у каждого набрано по несколько бутылок воды. Я вытащила из соседней палатки Сергея и сказала ему, чтобы он взял и для нас.
Утром нарядные, с доминиканскими и российскими флагами, мы двинулись к центру города, где в паулинском монастыре находится чудотворная икона Матери Божией Ченстоховской, которая считается защитницей Польши. Когда мы подошли к центральной улице, которая ведёт к монастырю, наша колонна слилась с другими колоннами, и мы стали очень медленно продвигаться по запруженной многочисленной толпой улице. Это была яркая, нарядная, весёлая и многоязыкая толпа, ибо на встречу с Папой прибыли паломники из многих стран мира. Отец Людвик просил нас ни в коем случае не отходить от своей колонны, чтобы не потеряться. Он сказал, что он должен привести нас всех до единого на место, которое выделили для нас на поляне перед Ясной Гурой, и потом у нас будет время для того, чтобы посмотреть город.
Мы медленно двигались в разноцветной толпе паломников, с интересом рассматривая окружающих нас людей, и прислушиваясь к многоголосому говору иностранцев. Может быть, мы выглядели хуже паломников из Западной Европы. Не знаю! Тогда мне казалось, что в этом праздничном потоке нет обделенных или обиженных, все выглядели радостными и счастливыми. И именно такой мне запомнилась Ченстохова. Когда я увидела город в этом году, с пустыми улицами, на которых не было слышно ничего, кроме воя холодного ветра, я подумала, что этот город словно мертвый, когда лишен своего украшения – нарядной толпы паломников, говорящей на всех языках мира.
Встреча с Папой Иоанном Павлом II
De tripode dictum
Постепенно мы приближались к Ясной Гуре. Впереди уже был виден силуэт башни монастыря и большое белое кресло с балдахином, приготовленное для папы. Наконец мы вышли на поле перед трибуной, на котором было выделено для нас место. Отец Людвик сказал, что нам надо подойти сюда не менее чем за час до начала мероприятия, чтобы иметь возможность пройти на свои места. Я попросила своих студентов не уходить слишком далеко, и мы пошли с Сергеем тратить свои 30 долларов. Мы шли по узкой улочке с нарядными двухэтажными домами, заглядывая во все маленькие магазинчики, в которых продавались различные религиозные безделушки: крестики, цепочки, медальоны с чудотворной иконой, открытки с изображением Папы и огромное количество розариев различного вида – на палец, на шею, на пояс, деревянных, железных, серебряных, из полудрагоценных камней, в общем, на любой вкус.
Мы купили себе по крестику с цепочкой и пару медальонов в подарок. Я также приобрела несколько футболок с религиозной символикой на память. В одной из лавок мы увидели какую-то плохо одетую женщину, которая стояла у двери и просила водички попить. Сергей, добрая душа, тут же дал ей напиться из нашей бутылки. Мне с большим трудом удалось уговорить его отдать ей всю бутылку, ибо неизвестно чем можно заразиться от женщины, похожей на бездомную. На Сергея мои доводы действовали плохо, мне пришлось сказать ему, что бабушка очень скоро снова захочет пить. Кстати, я до сих пор не понимаю, зачем Господь Бог создал болезнетворных микробов, и как Св. Франциск мог прикасаться к больным проказой. Мне кажется, что всё же лучше не искушать Господа подобными действиями. Не зря поговорка учит нас: «На Бога надейся, а сам не плошай!»
Был замечательный, солнечный, жаркий день. Мы медленно спускались по праздничной улице и увидели открытое кафе, где сидели поляки и паломники из Западной Европы и с аппетитом что-то ели. От кафе исходил аромат вкусной пищи. Мы почувствовали, что сильно проголодались. Сергей сказал: «Давай что-нибудь съедим!». Я посмотрела на цены и ужаснулась – для нас это было слишком дорого, где-то в три раза дороже, чем в России, и мы пошли дальше. Я решила, что уже надо идти обратно, мы вошли в парк перед Ясной Гурой, чтобы немного отдохнуть. Однако сильно хотелось кушать. Мы увидели маленькое круглое кафе прямо в парке, я зашла туда и нашла в ценнике картошку за 1 злотый, которая, наверно, служила гарниром. Мы заказали две порции пустой картошки и съели её с большим удовольствием. Затем мы прошли на наше место и устроились на траве.
Мы сидели на траве и лениво беседовали, а народ всё прибывал. Вокруг нас оставалось всё меньше места, сначала нас потеснили справа, а потом и слева. Я подумала, что скоро и сесть-то будет некуда – придётся стоять. Опоздавшие с трудом пробирались на свои места, и вдруг все встали и запели: «Авва, Отче!».[1] Это, наверно, появился Папа. У меня маленький рост, и мне было плохо видно. Затем паломники спели ещё несколько песен, и мы услышали голос Папы, который на разных языках читал своё обращение к молодёжи. Я пробовала разобрать слова, но не могла. Подумала, что мне, наверно, не хватает знания иностранных языков.
Прошло около часа, Папа всё ещё что-то говорил с трибуны, однако на поле стало посвободнее, так как некоторые уже ушли. Мне надоело сидеть на траве, я встала и начала передвигаться к трибуне. Надо сказать, что я догадалась взять с собой журналистское удостоверение, самое красивое из Мариинского дворца (Петербургской думы). Справа была деревянная лестница, ведущая на трибуны. Там проходили какие-то люди, показывая что-то охране. Я сунула охраннику своё удостоверение и прошла на трибуну. Там было достаточно сидячих мест. Я села сначала вдали, но постепенно перебралась поближе, так как на трибуне люди непрерывно приходили и уходили. Я была уже достаточно близко к Папе, но всё равно не могла разобрать, о чём он говорил. Я подумала: «Как журналисты будут описывать это событие, если ничего нельзя разобрать?», посмотрела на часы и решила вернуться обратно в свою колонну. Я спустилась с трибуны, и тут я поняла, что не знаю, куда мне идти. Уже было темно, площадь была заполнена людьми, которые снова встали и запели «Авва, Отче!» – должно быть, Папа окончил своё выступление. Я подумала, что сейчас вся эта толпа начнёт двигаться, и тогда я точно не найду своих. Я испугалась, потому что не знала дороги к лагерю, и подумала: «Вот теперь мне придётся спать на этой площади. И зачем я полезла на трибуну?». Я решила пробираться к центральной улице, по которой мы сюда пришли. Выйдя на неё, я встала на какое-то возвышение и увидела впереди российские флаги. Через пять минут я уже шла вместе со всеми в русской колонне.
Сергей сказал мне, что некоторые остались на площади, чтобы ночью, когда будет меньше народа, войти в храм и посмотреть на икону. В храме всю ночь шли службы одна за другой. Мне тоже хотелось посмотреть на икону. Сергей сказал, что он сможет найти дорогу к лагерю, но я решила не рисковать, подумав, что на сегодня мы уже выполнили свой религиозный долг. Мы пришли в лагерь, съели по две порции тушеной капусты с колбасками, взяли ещё по одной бутылке воды и легли спать.
В то время я ещё не верила в чудотворные иконы, и для меня это было просто желание увидеть ещё одну достопримечательность – древний храм и знаменитую на весь мир икону. А в этом году я заранее обдумывала то, о чём следует помолиться перед иконой, и всё равно мне не удалось сделать всё как следует, ибо при большом скоплении народа, в суматохе, когда одна группа паломников сменяет другую, причём в самый неподходящий момент, очень трудно сосредоточиться. Почему люди любят молиться в большой толпе? Неужели в многоголосье разных просьб легче услышать голос просящего? Может быть, скопление паломников гарантирует божественное присутствие, и конкретные просьбы уже теряют свой смысл, переходя в большой общий поток человеческого желания приблизиться к Богу?
Продолжение следует
[1] Abba Ojcze – гимн Всемирных Дней Молодёжи в Ченстохове. Прим. Редакции
[…] Часть четвёртаяЧасть пятая […]