Мы продолжаем публиковать воспоминания Надежды Богдановой о паломничестве из Петербурга в Ченстохову в августе 1991 года. Начало можно прочитать здесь.
В пути. Неприятное происшествие.
«Водки много не бывает!»
И вот, наконец, настал желанный час – мы уезжали за границу, многие в первый раз в своей жизни. Поезд отправлялся с Витебского вокзала. Мы с Сережей пришли вовремя. Мои студенты тоже все были на месте. Нас всех пересчитали, и поезд тронулся. Это был длинный поезд, целиком занятый паломниками. Все вагоны были сидячими, то есть мы должны были проехать полдня и всю ночь в сидячем вагоне. У всех было приподнятое настроение – все-таки за границу ехали. Поначалу никто даже не думал, что без приключений мы не доедем.
Надо честно сказать, что большинство паломников везли с собой товары для продажи. В то время еще не умерло понятие дефицита, и народ вовсю занимался мелкой торговлей. Например, у меня было 2 бутылки водки, несколько банок сгущенки, шпроты, несколько механических будильников и еще какая-то мелочь. Другие могли взять что-то ещё, но практически у каждого было по 2 бутылки водки, – так как через границу можно было провести по 2 бутылки на человека, а в Польше очень хорошо покупали русскую водку. Именно это и сыграло с нами злую шутку.
К вечеру, когда все уже обалдели от сидения на одном месте в душном поезде, кое-кто начал распивать свои запасы. Как ни странно, поспособствовали этому руководители поездки: кто-то из них прошел по вагонам и сказал, что таможенники будут проверять поезд, и если у кого-то есть лишняя водка, то ее надо выбросить. Но разве русский человек выбросит водку? И неуверенные в себе обладатели лишней водки решили её просто выпить – не пропадать же добру.
Спать в поезде было трудно: тесные ряды кресел, духота, переполненность людьми, разговоры – всё это не давало мне заснуть. Мы с Сергеем тихо вели философские споры о смысле жизни, но со временем меня стало клонить в сон, и я отключилась. Около часа поезд остановился на какой-то станции, и я проснулась. В вагоне было темно, но я увидела, что какие-то пьяные молодые люди пристают к моим симпатичным девушкам из Театрального института. Я встала через силу и прогнала их из нашего вагона. Подумала: «Вот гады – уже напились!», – и опять заснула.
Глубокой ночью, наверно около 3 часов, поезд вдруг резко остановился. Я снова проснулась. Поезд почему-то стоял. Я попробовала узнать, в чем дело, но не смогла, и снова заснула. Утром оказалось, что в соседнем вагоне молодежь перепила, и одного парня выкинули из вагона. Впоследствии я узнала, что это был сын моего друга из Физтеха. Я подумала: «Слава Богу, что он ушел из моей группы». Я радовалась, что не я отвечаю за это неприятное происшествие. Все были расстроены, но молодежь быстро забыла о происшедшем, а отец Людвиг сильно нервничал. Я заметила это утром, когда он проходил по вагону, и подумала: «Вот человек старается. А мы, россияне, Как мы себя ведём? Обязательно надо напиться!». Надо сказать, что подобные мысли часто посещали меня в этом паломничестве, ибо наши паломники часто вели себя просто отвратительно.
Наше паломничество началось, и начало было непростое. Однако я не думаю, что это было плохое предзнаменование, это был лишь знак, знак свыше о том, что путь к Богу непрост, и, несмотря на свое огромное терпение, иногда Он показывает нам нас самих в неприглядном свете. Зачем Он это делает? Не знаю! Может быть, Он просто хочет сказать, что мы ещё в самом начале нашего пути?
Утром мы приехали на границу. Надо сказать, что нас особенно не проверяли, и те, кто не поддался на уговоры руководителей, провезли столько водки, сколько у них было. Так что совсем не обязательно было ее распивать! В Польше мы пересели на польский поезд. Он отличался от наших поездов: у него была другая ширина, и купе были какие-то необычные. К вечеру руководителям групп раздали деньги. У меня был пакет с долларами. Мы ехали по Польше к Кракову, уже смеркалось, но я решила во чтобы то ни стало раздать деньги сразу. Дело оказалось непростым: я всю ночь считала доллары и раздавала их членам своей группы. Уснуть удалось лишь под утро, зато я избавилась от пакета с деньгами, так как я очень волновалась, что могу их потерять.
В Кракове. День чудес или чудесный день.
«И всё, чего ни попросите в молитве с верою, получите».
Матфей, гл. 21, 22
Утром мы приехали в Краков. Было около 5 часов утра. Нас высадили из поезда и сказали, что мы пойдем к Доминиканскому монастырю пешком. Я совсем ничего не соображала, так как два дня практически не спала. В голове у меня крутились какие-то долларовые купюры. Я подумала: «Хорошо, что хоть рюкзак можно Сергею отдать, а то бы просто не дошла». Однако с маленьким рюкзачком я шла впереди колонны, сразу за отцом Людвиком. Город был поразительно красив этим чудесным утром, я думала: «Вот, мы попали в другой мир. Что нас здесь ожидает?».
Идти было недалеко. Мы вышли к доминиканскому монастырю, где нас уже ждали и провели внутрь в большую залу на первом этаже. Там был какой-то странный запах – пахло выпечкой. Я тут же почувствовала, что очень голодна, и увидела монаха, несущего большую корзину с булочками. Народ начал их разбирать. Я тоже взяла несколько штук и жадно съела. Надо сказать, что булочки были очень вкусные: с изюмом, с яблоками и с корицей. Монахи выносили все новые корзины с булочками, люди уже насытились, однако продолжали хватать выпечку. Я подумала: «До чего же люди жадные!» – и тоже взяла несколько булочек в запас. Это был второй момент, когда мы вели себя некрасиво, не так, как должны вести себя паломники. Интересно, что все поддались этому нехорошему порыву, даже верующие – наверно, это стадный инстинкт.
Это был радушный прием доминиканского ордена. Я до сих пор чувствую запах этой выпечки, и в моем сознании доминиканцы ассоциируются со сладкими булочками. Не знаю, насколько это хорошо, но тогда мне все очень понравилось, и я уже почти полюбила доминиканцев. Позже в каком-то американском фильме я услышала, что так пахнут ангелы. Интересно, пахнут ли ангелы? И если да, то в том зале монастыря тогда наверно было много ангелов, которые радовались тому, что паломники из России наконец-то приехали, чтобы встретиться с Папой Иоанном Павлом II.
Нас распределили на ночлег. Сергей попал на квартиру, а я попала в женский монастырь, к сожалению, я не помню, в какой. Сестры были в черных с белым хабитах, однако это ничего не говорит, так как у многих орденов такое одеяние. Я была в первый раз в жизни в женском монастыре, и мне всё было интересно. Сестра показала нам комнаты, и сказала, что те, кто хочет посмотреть город вместе с ней, должны спуститься вниз к такому-то времени. Сестра ушла, а я что-то захотела уточнить и пошла её искать, однако повернула не в ту сторону и попала в клаузуру (закрытое место в монастырях). Там наверно было написано по-польски, что вход запрещен, но я не знала ни одного польского слова и спокойно шла дальше. Вдруг я увидела, как две молоденькие монашки несут коляску со старой монахиней. Монахиня в коляске обернулась ко мне, и я увидела страшный оскал, не знаю, что это было: может быть, она была душевно больной, а может быть, это было просто возмущение моим поведением. Я испугалась, тут же забыла о том, что меня интересовало, и убежала. Это была моя первая встреча с женским монастырем, которая оставила у меня неприятное ощущение страха. Эта монахиня с оскалом еще не раз приходила ко мне во сне, и, возможно, это послужило причиной того, что я с опаской отношусь к таким местам.
А тогда я подумала, что жизнь в женском монастыре, должно быть, не так хороша, как в мужском, и присоединилась к группе желающих посмотреть город. Сестра была очень приятная, молоденькая, довольная своей жизнью. Она очень серьёзно относилась к своей миссии экскурсовода и что-то пыталась объяснить на непонятном нам языке. Начинался теплый солнечный летний вечер. Мы были где-то в центре города. А город был великолепен! Я никогда раньше не была за границей, и мне все нравилось в этом древнем городе, полном старинных зданий поразительной красоты. Вечером мы должны были подойти к Доминиканскому монастырю, и сестра собиралась показать нам город и привести нас туда. Ничто не предвещало мне неприятностей, однако я остановилась у какого-то здания или зашла за угол, чтобы что-нибудь посмотреть – и потерялась. Я оглянулась вокруг – и поняла, что я стою одна на улице незнакомого мне города, вокруг меня ходят люди, говорящие на непонятном мне языке, и я понятия не имею, куда мне идти, ибо наша группа исчезла непонятным образом. Я растерялась и подумала: «И зачем я отстала от группы? Вот всегда у меня так получается! Но почему они меня не подождали?»
А вечер был хорош! Я гуляла по красивому городу, вокруг было много людей, многие из которых тоже были паломниками. Я подумала, что как-нибудь все обойдется, и присоединилась к гуляющей публике. Было жарко. Я увидела мороженое, однако денег у меня не было совсем. Я подумала: «Почему? Почему я не могу купить себе даже мороженое?» – и отошла от прилавка. Я шла по заполненной веселящимися паломниками улице, понурив голову, и вдруг почувствовала слабый ветерок за спиной. Он сказал: «Ах…». Я посмотрела вниз – и увидела бумажку в 50 злотых. «Однако», – подумала я, – «Какой хороший город. На дороге деньги валяются!». Я купила себе мороженое, и моя грусть мгновенно растаяла в теплом воздухе вечернего Кракова. Я шла, куда хотела, все вокруг было интересным для меня. Однако со временем беспокойство снова вернулось ко мне: «А как же я дойду до монастыря?», – подумала я.
Я стояла на большой площади, «рынок» по-польски, и пыталась увидеть кого-нибудь из своих, однако люди, как муравьи, двигались все по своим траекториям мимо меня. Я подумала: «Почему? Почему меня здесь бросили одну?». И тут кто-то стукнул меня сзади и сказал: «Ты тоже из Санкт-Петербурга?». Я обернулась и увидела Димку, с которым познакомилась на встрече для паломников на Ковенском. Димка был с какой-то девушкой, однако мне он тоже обрадовался, встал между нами и сказал, что покажет нам замечательные храмы, и мы пошли втроем гулять по Кракову. Я спросила, как мы найдем монастырь, но он сказал, что это совсем просто, и не стоит беспокоиться.
На встречу мы, конечно, опоздали, но, как ни странно, пришли далеко не последними. Все сидели внизу, отец Людвик сказал, что нам надо немного подождать, пока откроют какое-то помещение. Перед нами была лестница, ведущая наверх, по-моему, в трапезную. Я сидела на скамейке очень довольная собой и жизнью, и думала, что ради одного этого дня уже стоило съездить в паломничество. Я спросила себя: «А может ли этот день дать мне ещё что-нибудь интересное?». И в это мгновение по лестнице спустился Саша, или брат Стефан, как тогда его звали, в белом доминиканском хабите, плывущей походкой, которая свойственна доминиканцам. Отец Людвик представил его нам, и он сказал нам несколько слов на русском языке. Я подумала: «Откуда этот доминиканский монах так хорошо знает русский язык?», – и зауважала доминиканцев ещё больше.
[…] Продолжение […]
[…] Часть перваяЧасть вторая […]
[…] перваяЧасть втораяЧасть […]
[…] Часть втораяЧасть третьяЧасть четвёртая […]
[…] перваяЧасть втораяЧасть третьяЧасть […]
[…] перваяЧасть втораяЧасть третьяЧасть четвёртаяЧасть […]