Ускользающая красота Русского Севера

Владимир Шрага: Как ты пришел к идее стать фотографом?

 

Кун Дегроот: Я шел к ней постепенно и довольно долго. Большую часть своего детства я провел у дедушки с бабушкой, и уже тогда меня увлекали рассказы о прошлом, о временах, когда не было электричества, о войне, о том, в каких тяжелых условиях людям приходилось работать. Все эти истории я живо представлял себе, но не имел возможности их увидеть в реальности. Я начал коллекционировать старые вещи: фигурки святых, деревянные башмаки, старинные садовые инструменты. Сначала источником пополнения коллекции был дедушкин чердак, потом старые вещи мне стали дарить родственники и соседи.

Летом 1989 года прямо рядом с дедушкиным садом археологи начали раскопки римского поселения II века. Я провел на этих раскопках все лето, помогал копать, а потом и сам вырыл несколько небольших ям и нашел кое-какие римские артефакты для своей коллекции. Мне было 10 лет. Коллекция разрослась, и дедушка выделил мне под нее целую комнату — раньше он хранил в ней фрукты. Так у меня появился собственный «маленький музейчик».

В 16 лет я пошел в школу изящных искусств — это был единственный вариант для такого разбойника и хулигана, каким я был в то время.

Я стал все чаще приходить в свой «маленький музейчик» — теперь уже как в мастерскую. Старые вещи стали для меня источником вдохновения: я их рисовал, фотографировал, писал рассказы о них.

 

В.Ш.: Интересно, как в одном человеке уживались хулиган и тонкий ценитель истории?

 

К.Д.: Разрушение и созидание — очень близкие понятия.

 

В.Ш.: И все же в какой-то момент ты перешел от разрушения к созиданию? От прошлого к настоящему?

 

К.Д.: Мне стукнуло 18. Стояло ленивое лето, и мы с приятелем решили отправиться в путешествие. Денег почти не было, поэтому мы поехали на велосипедах в Данию, на месяц. Собственно, в Дании мы провели всего 5 дней, зато очень долго ехали по Восточной Германии. Прошло только 8 лет с момента разрушения Берлинской стены, и из тех мест еще не выветрился дух советского прошлого. Я смог спроецировать дедушкины рассказы и старые вещи из моей коллекции на окружающую действительность.

У меня уже тогда была фотокамера. Снимки получались паршивые,  но я вдруг осознал, что могу привезти домой воспоминания, зафиксированные этими картинками.

На самом деле, я мечтатель. Я как ребенок. Меня увлекали дедушкины рассказы, и их визуальным воплощением была моя антикварная коллекция — вещи помогали мне мечтать о том, чего уже нет.

В своих путешествиях я остаюсь таким же мечтателем, убегающим из скучного «здесь и сейчас» точно так же, как в детстве. Странствуя, я собираю вещи (в данном случае — фотообразы), чтобы привезти их домой, а раньше я собирал древности, чтобы перенести их из прошлого в настоящее.

Кстати, мой «музейчик» никуда не делся. Более того, дедушка выделил мне под него еще одну комнату — там у меня сейчас фотостудия.

 

В.Ш.: С чего началось твое увлечение так называемым «постсоветским пространством»?

 

К.Д.: Честно говоря, я долго просто не осознавал этого увлечения. Но однажды я вдруг понял, что меня постоянно манит восточное направление. География более половины из 24 совершенных мною путешествий — это бывший СССР и соцстраны: Польша, Румыния, Балканы, Прибалтика, Кавказ, Украина, Молдова, Таджикистан, и вот, наконец, Русский Север. Я 3 года назад начал учить русский, и могу теперь кое-как объясниться с людьми. Однако сейчас я понимаю, что съемка в этих местах стала целью моей жизни. Я же остаюсь романтиком: мне по-прежнему важно визуализировать старые истории.

Впрочем, в отношении России я чувствую одновременно и любовь и ненависть, потому что я хочу создавать честные истории о России, а есть аспекты, которые меня очень бесят.

 

В.Ш.: Что именно?

 

К.Д.: Например, история с Северным Кавказом. Давление, которое вооруженные федералы оказывают на местное население, да и весь этот конфликт в целом.

Взять хотя бы эту бомбу в Домодедово: когда я вижу, как два главных российских друга пожимают руки жертвам теракта, я думаю, что им вообще-то должно быть очень стыдно, потому что террор в России — это реакция на позицию российских властей в отношении Северного Кавказа.

Я понимаю, что все гораздо сложнее, но и такое упрощенное объяснение не противоречит действительности. А развязать этот узел ой как непросто. Ведь на Кавказе тоже есть русские. Нельзя же их оттуда выселить и отдать землю этническим кавказцам. По крайней мере, это очень сложно. А если бы было просто, может власти бы так и сделали?

Я только что высказался в очень черно-белой манере, но снимать я стараюсь совсем не так. Я не занимаю ничью позицию. Мне повезло: я могу быть хамелеоном.

 

В.Ш.: Всякому журналисту приходится быть хамелеоном, чтобы быть хоть чуточку объективным. Я знаю, что ты не считаешь себя журналистом, но де факто ты снимаешь такие социальные фотоистории, что тебе уже не отвертеться. И все же ты художник, мечтатель. А каждый художник, — я уверен, — всю жизнь создает свой автопортрет, ищет себя повсюду. Тебе удается находить себя в этих историях?

 

К.Д.: Ответ уже есть в твоем вопросе. Да, конечно.

 

В.Ш.: Твои впечатления и эмоции от далекого русского севера?

 

К.Д.: Rassypchataja Kartoshka! Самая вкусная на свете! Я серьезно. На самом деле, меня глубоко тронул контраст между радостным и деятельным настроем людей и окружающей их действительностью. Мне очень понравились эти люди, души которых не замараны грязью современного мира. Они слегка наивны, но прекрасны.

 

В.Ш.: А ты можешь понять радость этих людей, которые живут в нищете и, главное, без надежд на будущее?

 

К.Д.: Ну, понять это трудно. Но мне кажется, их жизнь была настолько тяжелой, что им радостно оттого, что все позади и теперь можно просто предаваться воспоминаниям. Им для счастья нужно гораздо меньше чем нам, поэтому им легче его достичь. Обрати внимание, эти люди сильны не только духом, но и телом. Они могут радоваться тому, что они все еще могут трудиться, содержать свой дом. И все-таки прежде всего меня удивляет сила их духа: я, например, гораздо слабее.

 

В.Ш.: Да. Не знаю как ты, но я к концу поездки был выжат, как лимон в эмоциональном плане. Может, мне было тяжелее, чем тебе, потому что я лучше понимал их рассказы. Ведь в каждой истории, которую мы слышали, обязательно была какая-нибудь драма. Но они не жалуются — даже о самых ужасных вещах они рассказывают с улыбкой.

 

К.Д.: Мне было проще: ты понимал суть историй, а я только видел их улыбки.

 

В.Ш.: В газете один из наших репортажей читательница, назвавшая себя Ульяной, прокомментировала так: «Душещипательно, конечно, но если здраво рассуждать: зачем вообще нужны эти деревни? Какая от них выгода — экономике и самим жителям? Делать там нечего, работы нет, коммуникаций нет и прокладывать их бессмысленно — никогда не окупится, потому что такие деревни не могут зарабатывать». Людей, готовых согласиться с Ульяной, найдется немало. А как ты относишься к феномену вымирающих деревень?

 

К.Д.: Уфф. Может, в мире все-таки еще осталось что-то, помимо экономики? Люди, например…

 

В.Ш.: Когда ты будешь рассказывать о своей поездке бельгийцам, какую мысль ты попытаешься до них донести?

 

К.Д.: Главная мысль такова: прогресс цивилизации убивает деревни. Упадок неразрывно связан с развитием.

 

В.Ш.: Вот мы и вернулись к мысли о том, что разрушение и созидание всегда идут рука об руку.

 

К.Д.: Создавая фотографии, я сужаю мир. Таким образом, своим созиданием я разрушаю. Так что мы тоже участники этой игры и сыны своего времени. Что же я могу сделать во благо этого мира?

 

В.Ш.: Новое знание, которое ты даешь людям с помощью фотографий, позволит им задуматься и, может быть, чуть-чуть изменить свое отношение к миру…

 

К.Д.: …и в конечном счете это благотворно скажется на сохранении этих далеких деревень. По крайней мере, фотографии визуализируют абстрактный образ «погибающей деревни».

 

В.Ш.: Боюсь, фотографии уже не смогут остановить процесс увядания, но по крайней мере лет через 50, когда от многих деревень уже ничего не останется, они послужат напоминанием о наших прекрасных временах (а через полвека наши времена, несомненно, покажутся прекрасными).

 

К.Д. Изрядно померзнув во время съемки, наши фотокамеры теперь помогут заморозить время.

 

В.Ш.: Думаю, мы должны сделать книгу об этих деревнях, и там их образ действительно сохранится, как в морозилке.

 

К.Д.: Что ж, тогда нам пора браться за работу.

 

В.Ш.: Пора.

© Фото: Кун Дегроот