Святослав Свяцкий: «Чувствую себя и русским, и поляком»

Выдающийся российский переводчик польской литерату­ры Святослав Свяцкий живет в самом центре Петербурга, на улице Марата (ранее Николаевской в честь царя Николая I, имя французского революционера улица получила в 1918 го­ду), там, где она вливается в Невский проспект. Этот уголок Петербурга вызывает много литературных ассоциаций. На­против, по другую сторону улицы Марата, последние два­дцать шесть лет жизни провел известный в свое время писа­тель Григорий Данилевский (1829–1890), снискавший попу­лярность, прежде всего, благодаря исторической прозе, пере­веденной на многие языки, в том числе и польский, например «Княжне Таракановой». Столетием ранее на той же улице, тоже совсем неподалеку, жил Александр Радищев — и именно здесь он создал свое знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву», за которое приговорен был Екатериной II к аресту и смерти, замененной ссылкой в Сибирь. В свою очередь на Невском, всего в двух домах от угла улицы Марата, в 1873— 1874 годах редактировал журнал «Гражданин» Федор Досто­евский, печатавший в нем свой «Дневник писателя». Чуть по­одаль, уже возле Кузнечного переулка, находилась и послед­няя квартира Достоевского, ныне ставшая его музеем…

Свяцкий с семьей поселился в доме на улице Марата в тот момент, когда уже имел право не чувствовать себя в этом рай­оне чужаком, в 1979 году — после почти четверти века интен­сивной переводческой деятельности, более десятилетнего пребывания в составе Союза писателей СССР, получив пер­вые награды за свое творчество. Обе культуры, сближению которых он посвятил себя, самую сущность которых познал до глубин и так утонченно смаковал, существовали в его раз­уме и душе на равных. Как сам он говорил несколько позже, он чувствовал себя и русским, и поляком. Несмотря на польско-русское происхождение, ни глубокого знания польского язы­ка, ни особой любви к польской литературе он не вынес из семьи — все это появилось значительно позже, уже на пороге зрелости. Годы спустя он написал об этом в опубликованной в 1992 году в Познани книге «Портреты поляков в Петербурге»: «Мне казалось, что это берег — не мой берег, что он меня ни­чуть не волнует, что не стоит плыть к нему. Этим берегом была Польша и польская идентичность. Позднее приходила мысль: „может, я просто взращивал в себе это убеждение, мо­жет, притворялся перед самим собой, что мне нет никакого дела до Польши, а на самом деле подсознательно рвался к ней. А может, кто знает, так сложились обстоятельства” […]».

Русская кровь у Свяцкого по матери, польская – по отцу. Дед со стороны отца, Станислав Свяцки (1867-1954), потомок польского помещика из Кличева Могилевской губернии, по­ступил на военную службу в России и дослужился до чина генерал-майора. В Первую мировую войну сражался против австрийцев в Галиции, после Октябрьской революции, спаса­ясь от большевистских войск, выехал в Турцию, оттуда пере­брался во Францию, а затем с армией Халлера – в Польшу.

Здесь поселился сначала в Варшаве, а затем в Вильнюсе, нако­нец, после 1945 года – в Познани и снова в Варшаве, где и за­вершил свой жизненный путь. В Варшаве после него остались двое ныне уже покойных детей от второго брака — сын Михал и дочь Эва. Двое же сыновей от первого брака Станислава Свяцкого, в который он вступил еще в конце XIX века, оста­лись в России. Старший, Леонид, поселился, в конце концов, в городке Волжский, недалеко от Волгограда; его сын стал инже­нером, а внук врачом. Второй сын Станислава, Павел (1899-1969) во время Гражданской войны сражался в рядах белогвар­дейцев Колчака; попав в плен, сумел сбежать и поселился в Петрограде. В городе над Невой Павел Свяцкий благодаря под­дельным документам поступил в политехнический институт, по окончании которого всю жизнь проработал инженером- строителем, причем, несмотря на беспартийность, считался ценным руководящим работником. Женился на чистокровной русской из рода сибирских купцов-миллионеров Ушковых и Донских; 24 ноября 1931 года в семье родился Святослав.

Из раннего детства мрачных тридцатых годов в Ленингра­де Святослав запомнил огромную коммуналку с дюжиной комнат, с шипящей примусами кухней и непригодной для пользования ванной. Биографии и отца и матери давали не­мало поводов для страха, а потому все семейные реликвии отец уничтожил. По-польски отец говорил слабо, дома разго­варивали всегда по-русски. Мать прилагала все усилия, что­бы дать Святославу наилучшее воспитание, — наняла бонну, обучавшую его немецкому, в то время считавшемуся наибо­лее полезным иностранным языком. После нападения Гитле­ра на Советский Союз, Святослав с матерью были эвакуиро­ваны на Урал, в Свердловск. Отец какое-то время продолжал работать в блокадном Ленинграде, потом с тяжелой формой туберкулеза присоединился к семье. Вернувшись в родной го­род и окончив среднюю школу (уже тогда появились первые поэтические пробы), в 1949 году Святослав поступил на фи­лологический факультет университета, и только тогда сделал окончательный выбор, отдав предпочтение полонистике. Польскую литературу преподавал ему в университете рус­ский Сергей Советов, польский язык — полька Янина Матюсович и Анна Эпштейн, польская еврейка, которой удалось в 1939 году бежать из Польши от немцев.

Хотя изучать польский язык ему приходилось с основ, уже после первого курса стал заниматься литературным перево­дом. Первой пробой стало домашнее задание — перевод сти­хотворения Поэзия Владислава Броневского. Окончание учебы совпало с книжным дебютом — в опубликованной в том же 1955 году в Ленинграде «Антологии поэзии западных и южных славян» появилось около сорока переведенных Свяцким поль­ских произведений — от Миколая Рея, Адама Мицкевича и Юлиуша Словацкого до Кандальной мазурки Людвика Варыньского (выбор произведений обусловлен был критериями предыдущей эпохи). Юношеским переводческим трудам Свяцкого покровительствовал известный поэт Всеволод Рожде­ственский. Еще во время учебы Свяцкому хотелось как можно скорее завершить и собственную переведенную книгу — Похи­щение в Тютюрлистане Войцеха Жукровского, изданную всего через год после его дебютного участия в Антологии. Отметим сразу, что перевод сказки Жукровского положил начало целой серии переводов Свяцким польской детской литературы — в нее, в частности, вошли сказочные повести Людвика Ежи Кер­на (Фердинанд Великолепный, Уважаемый слон, Проснись Фер­динанду До свидания, зверушки — всего более 10 изданий об­щим тиражом минимум полмиллиона экземпляров), а также сказки Чеслава Янчарского. Работал Свяцкий и над адаптаци­ей этих произведений для театра и телевидения.

Однако вскоре важнейшим для Свяцкого делом, причем на долгие годы, стала великая поэзия польского романтизма. В 1960 году увидел свет его перевод Балладины Словацкого — второй в России после вышедшего полвека назад перевода Константина Бальмонта — напечатанный в посвященном 150-летию великого польского поэта-пророка двух­томнике его произведений, где среди шести драм был пред­ставлен, например, и перевод Бориса Пастернака Марии Стю­арт. Через тринадцать лет Свяцкий опубликовал отдельным изданием первый русский перевод Беневского (первая-пятая и десятая песнь), над которым работал в 1961–1968 годах. Как и в предыдущем случае, и здесь он многим был обязан инициа­тиве и помощи Максима Рыльского. Силлабические 11-сложники оригинала с женской рифмой Свяцкий перевел октавой с такой характерной для русской поэзии мужской рифмой, которую использовал, например, Пушкин в Домике в Коломне. первые шесть стихов октавы слагаются из чередующихся — в приведенном ниже или обратном порядке — строк: 11-сложников, заканчивающихся парокситоном, и 10-сложников, за­канчивающихся окситоном, завершается октава парой тех или других, причем строки, начинающиеся и заканчивающиеся парокситоном, регулярно чередуются со строками, начина­ющимися и заканчивающимися окситоном (А6А6А6ВВ, гДгДгДее, ЖзЖзЖзИИ и так далее). Перевод, опубликован­ный московским издательством «Художественная литерату­ра» тиражом в двести пятьдесят тысяч экземпляров, был вы­соко оценен в «Литературной газете», а через тридцать шесть лет — под эгидой энергичного Польского института в Петер­бурге в сотрудничестве с Генеральным консульством Польши в Иркутске — был переиздан с восстановлением некоторых незначительных купюр советской цензуры, правда, в соответ­ствии с новыми реалиями в пятьдесят раз меньшим тиражом.

И вот настало время дела всей жизни — перевода Пана Та­деуша Мицкевича. Свяцкий давно задумал его — решение приступить к работе пришло у могилы отца. Ему предстояло тягаться не только с оригиналом, но и с четверкой блестящих предшественников. Первый полный перевод эпоса Мицкеви­ча на русский язык был издан в 1875 году в Варшаве, до этого он в течение нескольких лет публиковался в журнале «Отече­ственные записки», он принадлежал перу российского поэта, публициста и, прежде всего, переводчика Николая Берга. Этот перевод упрекали в излишнем многословии (Сигизмунд Либрович писал в своих воспоминаниях: «…то, что Мицкевичем высказывалось в трех-четырех строках, у Берга занимало строк 10-15»); поэтому, когда в 1882 году известный петер­бургский издатель польского происхождения Маврикий Вольф решил включить Пана Тадеуша в свой сборник произ­ведений Мицкевича, он обратился к переводу умершего де­вять лет назад замечательного поэта и переводчика Владими­ра Бенедиктова, позднее этот перевод дважды переиздавался.

Два очередных русских перевода польского поэтического ше­девра появились уже в середине следующего столетия: в 1949 году свою версию, тоже потом неоднократно переиздан­ную, представила Сусанна Мар (Аксенова), а в 1934 году — поэт и драматург Муза Павлова. Мар и Павлова перевели Пана Тадеуша, используя стихотворный образец оригинала — попарно рифмованные 13-сложные строки с женской рифмой, тогда как Берг, например, применил последовательно череду­ющиеся пары 13-сложных строк с женской рифмой и 12-сложных строк с мужской. Свяцкий последовал примеру Берга.

Над своим переводом он работал как в трансе, днями и но­чами, четыре года — с 1984 по 1988-й; если Беневского перево­дил несколько отстраненно, отчасти рассматривая текст как переводческую головоломку, здесь он с самого начала попал под пленительное очарование оригинала и оставался в его власти до последнего переведенного стиха. Потом последова­ли очередные четыре года поправок и изменений. Как он при­знавался много лет позже, больше всего проблем создавала передача образов движения (особенно в книге Битва), а так­же поиск соответствующих региональных и народных назва­ний растений. Многолетний труд завершился в юбилейном для Мицкевича 1998 году, когда петербургское книжное изда­тельство тиражом в пять тысяч экземпляров выпустило роскошный фолиант с предисловием Чеслава Милоша и иллю­страциями Юзефа Вильконя; Свяцкий написал обширное и очень интересное послесловие, а также снабдил текст коммен­тариями. Кстати, в том же 1998 году недалеко от дома нашего переводчика, в Графском переулке, был открыт первый в Пе­тербурге памятник Мицкевичу. Публикация нового перевода Пана Тадеуша в России была замечена и тепло принята, одна­ко профессиональная критика промолчала, зато Свяцкого по­радовала компетентная и похвальная рецензия из Польши ав­торства Рышарда Лужного. Всего через два года перевод Свяц­кого вновь попал к российским читателям в рамках однотом­ника избранных произведений Мицкевича, изданного пяти­тысячным тиражом под редакцией Виктора Хорева.

Что касается Циприана Камиля Норвида – один из пере­водов Свяцкого был включен в сборник его поэзии «Vade mecum», изданный в Советском Союзе в 1972 году, ставший, кстати, наиболее широкой презентацией творчества Норвида за границами Польши. Об этом переводе Моей отчизны рос­сийский поэт, переводчик и издатель Андрей Базилевский пи­сал, что «звучит он величественно и убедительно». Когда три­дцатью годами позднее Базилевский готовил издание соб­ственной, опять-таки наиболее представительной зарубежной публикации творчества Норвида, он включил в него уже более десятка переводов Свяцкого, в том числе столь важные произ­ведения, как В Вероне или Рояль Шопена. Последняя перевод­ческая публикация Свяцкого шедевров польской романтиче­ской поэзии — произведение, впервые опубликованное имен­но в Петербурге в 1828 году в типографии Карла Края — Кон­рад Валленрод, которое в России переводилась более десяти раз, последний до перевода Свяцкого был выполнен более пя­тидесяти лет назад Николаем Асеевым. Законченный еще в се­редине семидесятых, перевод Свяцкого был опубликован в 2010 году, но не в России, а в Польше, Институтом русской фи­лологии Университета им. Адама Мицкевича в Познани.

Наряду с произведениями великих поэтов-пророков было еще множество иных работ самых разных эпох — от Ренессан­са до современной литературы. Начнем с поэзии, и тут нельзя не упомянуть о переводах из Яна Кохановского в томике из­бранных произведений поэта (I960), затем о включенном в том избранных драм Станислава Выспянского (1963), первом русском переводе Ноябрьской ночи. В изданную в СССР в 1977 году «Антологию польской поэзии XVII века» Свяцкий включил свои переводы стихов Иеронима Морштына, Вацла­ва Потоцкого и Даниеля Братковского, а в опубликованный пятью годами позже том «Антологии польских романтиче­ских поэм XIX века» перевод, опять-таки первый в России, Каневского замка Северина Гощиньского. В девяностые годы Свяцкий опубликовал множество переводов в рамках цикла, представляющего польскую поэзию XX века, издаваемого Ба­зилевским в его издательстве «Вахазар» — произведений Чес­лава Милоша, Виславы Шимборской, Збигнева Херберта, Тимотеуша Карповича, Эвы Липской, Рафала Воячека, Стани­слава Бараньчака, Виктора Ворошильского, Станислава Гроховяка, Тадеуша Новака, Эрнеста Брылля, Ярослава Марека Рымкевича. Уже в начале нашего века переводы Свяцкого появились в изданных в России томах поэзии Константина Ильдефонса Галчиньского и Юлиана Тувима. В 2005 году именно в переводе Свяцкого появился первый в России объемный том поэзии Шимборской (с которой переводчик лично по­знакомился еще в 1963 году) под названием «Соль», выпущен­ный петербургским издательством «Логос».

Импонирует и список переводов польской прозы, хотя в этой области интересы Свяцкого ограничились современно­стью: кроме уже упомянутых произведений в него вошли По­коление Богдана Чешко (публикация 1965 года с несколькими переизданиями), Пасынки Ежи Путрамента (1968), Дьяволы Та­деуша Новака (1976), Отдохни после бега Владислава Терлецко го (совместно с Валентиной Левидовой, в опубликованной в 1979 году антологии современной польской новеллы), Цена Зофьи Посмыш (1981), Возвращение и Станкевич Евстахия Рыльского (1990). К этому списку следует добавить немало перево­дов драматических произведений. Это, прежде всего, Большой человек для малых дел Александра Фредро (совместно с Вячес­лавом Оболевичем), пьес Ежи Шанявского Кузнец, деньги и звезды» и Два театра (эту последнюю поставил в Ленинграде в Большом драматическом театре польский режиссер Эрвин Аксер), а также Волки ночью Тадеуша Риттнера. И прежде все­го, здесь следует перечислить переводы пьес столь популярно­го в России Славомира Мрожека: в опубликованный в 2001 году обширный том его избранных произведений Тестариум во­шли целых семь переводов Свяцкого: Полиция, В открытом море, Танго, Бойня, Эмигранты, Портрет и Чудесный вид.

Впрочем, театр в жизни Свяцкого всегда играл очень важ­ную роль — с Петербургской театральной академией всю свою жизнь связала его супруга, Елена, в девичестве Рабинович, дочь известной актрисы Евгении Зингеревич. Приглашенная в Академию ее основателем, великолепным актером, режиссе­ром и педагогом Леонидом Вивьеном, она преподавала там сценическую речь, а затем руководила аспирантурой. Актер­ский факультет Академии окончили также ее дочь от первого брака, Анна, ученица Льва Додина, и родившийся в 1975 году сын Елены и Святослава, Андрей. Последний к театральным наукам добавил музыкальное образование, обучаясь вокалу и получив по окончании диплом оперного режиссера. Одну из его интересных режиссерских работ мне лично удалось видеть в 2003-м — российскую премьеру «Verbum nobile» Станислава Монюшко, которую Андрей поставил в петербургском Музы­кальном театре «Зазеркалье» (правда, только в сопровождении фортепиано). В доме Свяцких на улице Марата всегда царит ат­мосфера великой литературы и великого искусства. Причем не только польского и русского — хозяин дома, полиглот, время от времени переводил с немецкого (например, Грильпарцера), французского, болгарского, чешского, сербского.

Польскую ветвь своей семьи — дядю, племянницу, кузе­нов — Свяцкий отыскал в 1976 году, чтобы больше уже ни­когда не прерывать связи (кстати — среди его родственников успешно трудится на ниве искусства талантливая виолонче­листка Юстина Рексь-Раубо). Это был уже четвертый его ви­зит в Польшу, первый состоялся семью годами ранее. Поезд­ки скоро стали регулярными, примерно раз в два года. Он приезжал по служебным и личным делам, участвовал в съез­дах переводчиков, получал награды — в том числе присуж­денную ему уже в этом столетии по инициативе президента Александра Квасьневского премию им. Анджея Дравича «За преумножение роли и значения польского наследия в мире» (Свяцкий стал третьим лауреатом этой премии после Мило Анштадта и Нормана Дэвиса), а также титул «Посла польско­го языка за рубежом», присужденный ему Советом польского языка. В последние два десятилетия Свяцкий очень активно участвовал в деятельности польских организаций в городе на Неве, в том числе в течение двух лет возглавл редакцию соз­данной в 1998 году «Петербургской Газеты».

В 2012 году, когда мы праздновали двухсотлетие Зигмунта Красиньского, Свяцкий перевел для «Вахазара» Не Боже­ственную комедию (последний из трех предыдущих русских переводов этого произведения появился более ста лет тому назад).

Отрывок из книги Гжегожа Вишневского «Польские тропы в Петерубрге»