1993 год. Польша. Наш преподаватель Стефан Куровский – пожилой мужчина с внешностью рафинированного аристократа, чем-то напоминающий Набокова и Хичкока одновременно. Один из столпов польской экономической науки. Все студенты с благоговением записывали каждое его слово. Да и предмет, в принципе, очень интересный – политэкономия. Я посещал каждую лекцию и прилежно вел конспекты. Сессия. Вечер перед экзаменом. Я лежу с конспектами на кровати в своей комнате в общежитии. Заходит мой польский приятель Войтек.
Он также учится на экономическом, только на курс старше меня.
– Привет! Что делаешь? Пойдем с нами в двадцать одно играть!
– С ума сошел? Завтра же экзамен. Политэкономия. Я не могу.
– У Куровского?
– Да.
– Все, закрывай свои записи и пойдем играть с нами!
– Это почему?
– А потому, что ты никогда не сдашь ему экзамен, нет во всей Польше более страшного русофоба, чем Куровский. Знаешь, сколько он натерпелся от коммунистов и вашего Брежнева, я вообще, честно говоря, думаю, что тебя отчислят, ты никогда у него не сдашь.
– Слушай, но я вроде, как бы поляк, пусть и из Сибири…
– Ты это белым медведям у себя в Сибири будешь рассказывать, что ты поляк, у тебя акцент русский, значит, для него ты уже враг.
– И что мне теперь делать-то?
– Ну, учить, во всяком случае, точно бесполезно, говорю тебе, пойдем с нами в двадцать одно играть, у нас как раз человека не хватает. А про подготовку к экзамену не думай даже, Стефан Куровский – экономический советник самой реакционной националистической польской партии, больше всего на свете он не любит немцев и русских, уж извини, старина, такая была история взаимоотношений между нашими народами.
Да, думаю, достало уже это отношение. За что? Не помогает ни благозвучная польская фамилия, ни вполне польское имя. Сколько можно мне отвечать за русских царей, поделивших с немчурой Польшу, и за Сталина с его Катынью. Ведь это моих предков и прямых родственников терзали цари и расстреливали чекисты, именно как польских патриотов и «польских шпионов». Думаю, если поставит двойку, то, с вызовом скажу ему, мол, знает ли, пан профессор, что один из двух расстрелянных в Катыни польских генералов носил фамилию Богатыревич, может, это поможет. А то, хоть на изнанку вывернись, все равно для них остаешься русско-советским коммунистом, приехавшим сюда жировать на их деньги.
– Ладно, пойдем играть, если все так сложно.
Мы играли почти до утра, я, кстати, все время выигрывал, и выиграл по студенческим меркам приличную сумму, единственное неудобство, что деньги отдадут только со стипендии. Под утро пошли спать на пару часов. Проснулся со злым весельем, ну и, черт, думаю, с вами, поляки. Отчислите, уеду к себе в Сибирь, стану нефтяным миллионером.
Подхожу к аудитории, в которой проходит экзамен. Народ выходит, почти все получают пятерки. Ну, да, думаю, конечно, веселитесь, у вас ведь акцента русского нет, и родились вы во всяких лодзях и познанях, а не на краю света, где, к слову сказать, каждый пятый носит польскую фамилию. За что, начинаю философствовать, страдали все эти несчастные поляки, сосланные царями и большевиками в Сибирь, если их потомки, сумевшие за Уральским хребтом сохранить свою национальную идентичность, вынуждены в страхе трястись перед польскими реакционерами. Мы то, как раз и есть настоящие поляки, если нас в Сибирь сослали, а вы все коллаборационисты, если вас здесь оставили.
С таким настроением, гордо захожу в аудиторию. Пан профессор угрюмо сидит и что-то пишет. Может, все-таки пронесет? Надо постараться говорить без акцента. Ну, то есть отвечать короткими рубленными фразами. Эх, все равно мне никогда не сказать правильно, это проклятое польское «л», сразу вычислит. А может, не вычислит? Или подумает, что я из Литвы, с литовцами у поляков, хоть тоже не все гладко, но все же…
Профессор поднимает на меня глаза, я здороваюсь, протягиваю зачетку и сажусь напротив. Внимательно смотрю, как профессор переписывает к себе в журнал мое имя и фамилию. Только бы не посмотрел вниз страницы, где предательски, как приговор, крупными буквами написано: «Место рождения – г. Новосибирск, Россия». Но нет, все-таки заметил. Брови профессора начинают вопросительно подниматься вверх, какое-то время он думает. Ну все, пронеслось в голове, отучился наш Рома, или, по здешнему, Ромек.
– Скажете, мне, пан, есть ли в Новосибирске метро?
Это конец. Войтек был прав. Но терять уже все равно нечего.
– Да, пан профессор, в Новосибирске есть метро.
– Надо же, в Новосибирске есть метро, а в Варшаве нет. Пять. Всего Вам наилучшего. До свидания.
Через несколько секунд я уже был на улице. Вот, думаю, гад, этот Войтек. Хотя почему гад, я деньги выиграл, пятерку получил. Все к лучшему.
Я улыбнулся памятнику главному поляку – Папе Римскому, стоявшему во дворе Люблинского католического университета. Все хорошо, братья поляки, в основном, вы отличные ребята! И бодро зашагал по залитому майским солнцем тротуару.
Роман Богатыревич, Люблин – Новосибирск
