Польская часть моего сердца

Выхожу на Невский проспект, плыву сквозь разноцветно-разноязыкую толпу и вдруг слышу польскую речь. И польская часть моего сердца улыбается…

В свидетельстве о моем рождении написано: «отец – русский», «мать – полька». Но история про мои корни не так проста. Потому что папина прабабка была гречанкой. Она покинула родную Грецию, чтобы выйти замуж за папиного прадеда – коренного одессита неизвестной национальности. Какое-то время они жили в Санкт-Петербурге, потом уехали в деревню. Там их сын нашел себе жену, а в ее роду – и карелы, и татары, и шведы, и русские, кажется, тоже были. Одни поколения сменяли другие, а история страны стремительно писала свои новые главы. Долго ли, коротко ли, в той самой деревне, под Петербургом, родился мой папа.

А 5 лет спустя в белорусском Ивенце родилась моя мама. В ее метрике было указано: «отец – еврей», «мать – полька». Потом родилась я, совершенно многонациональная. И в день моего рождения с неба мне улыбалась Дева Мария, отечески заботливо смотрел православный Бог-Отец, и любя взирал Иудейский Бог. Мусульманский, протестантский, лютеранский боги с любовью протягивали мне руки из-за невесомого облачка… И еще Макошь, Велес, греческий Зевс… Так, с детства я поняла, что я просто дочь своего рода, дочь земли, всего человечества, всех богов.

Знаете, летом, в деревне, на закате, я выхожу к реке. Тумана еще не видно, он только-только чувствуется в холодном дыхании воды. Солнца на небе уже нет, но его нежный розовый отблеск лежит на стволах деревьев и на идеально ровной поверхности реки. И я начинаю петь. Я пою громко, слышно меня далеко. Песни, которые пела еще моя русская прабабка, выныривают из глубины сердца и поются-поются-поются… Потом я тихо сижу на старых деревянных мостках и чувствую, как тишина, темнота и я сливаются воедино.

А потом я еду в Польшу. В горы. Бескид Сондецки. Маленький Жегестув. Голубоватый свет буковой рощи. Шумный сорванец-Дунаец несется с горных вершин куда-то вперед, а вдали – крошечный костел с уютным светом в окошке. Хрустальный воздух, пахнущий весенними цветами. И я снова пою. Пою громко. Слышно меня далеко. Песни, которые пела еще моя польская прабабка…

Здесь живет польская часть меня. Еще она живет у моря – в Колобжеге и Сопоте. Она живет в маленьком Свидвине, в величественном Кракове, в шумной Варшаве, увитом плющом Вроцлаве, в уютной Зеленой Гуре. Во всех городах, где судьба поселила представителей моего рода, разные части моей семьи, живет и польская часть меня.

           

Польское местечко Ивенец. Здесь мирно жила семья моей бабушки. Жила мирно до 1939 года. А Вторая мировая война стремительно набирала обороты. Она жалила всю Европу и каждого человека по отдельности.

Но это была не единственная беда. Вдруг у жителей Ивенца не осталось родины. Их родная земля вдруг перестала быть польской землей. Любимое, искристое слово «Polska» вдруг превратилось в странную холодную аббревиатуру «СССР». Их родной язык стал языком вне закона. Мои пальцы набирают этот текст, но мое сердце спрашивает меня: «А как же это можно было пережить?» Когда война; когда остаются сиротами дети, когда сиротеет земля, потерявшая своих хлебопашцев; когда сиротеют города, лишившиеся своего государства… Моя польская часть сердца спрашивает меня об этом. Русская часть моего сердца просит прощения. Еврейская часть моего сердца безмолвно плачет.

Но… Дева Мария улыбается мне материнской улыбкой, отечески заботливо на меня смотрит православный Бог-Отец; любя взирает Иудейский Бог. Мусульманский, протестантский, лютеранский боги с любовью протягивают мне руки из-за невесомого облачка… И еще Макошь, Велес, греческий Зевс… Мое сердце освещается любовью, принятием и прощением. Также как и Ивенецкая земля и сегодня освещается солнцем. И два самых прекрасных костела на земле – Красный и Белый – словно летят в небо, навстречу Богу, любви и надежде.

           

Так получилось, что я познакомилась с моей бабушкой сразу после рождения. Даже в возрасте пяти дней я чуть не сказала ей: «Приятно познакомиться!» Остановило меня только то, что я плохо владела языком, а также руками, ногами и прочими частями новорожденного тела. Если бы мне не сказали, что это бабушка, я бы в жизни не поверила. Ну разве может быть бабушкой такая молодая, стройная, в сиреневой юбке до колена, женщина? Оказалось, может.

Зося, Зофья. Русские, конечно, документы переделали на свой лад. Получилась София. Но мне имя София тоже нравится. От него так и веет чем-то загадочным и невероятным. Она стопроцентная полька. Истинная пани. И руку для поцелуя умеет подать по-особенному, и гордая посадка головы, и желание из всего сделать красивое (на крайний случай, вкусное), и умение вести аристократические беседы.

И вот, глазом я не успела моргнуть, как в моем лексиконе появились польские словечки. Порой я была уверена, что вот это слово русское, пока оно не бывало произнесено мной при скоплении народа. В этот момент оказывалось, что слово совсем не русское, а польское. Помнится мне, как на школьной линейке мимо меня прошествовала одноклассница в невероятном количестве бантов на голове, и я, семилетняя, серьезно изрекла: «Цо за дужо, то не здорово!» Бабушка на это весело мне подмигнула, а вся остальная публика глубоко задумалась. А вечером задумалась и я: вот интересно, вроде язык иностранный, а вроде и свой, собственный. И тогда польская часть моего сердца подмигнула мне также весело, как и моя польская бабушка Зося.

А как бабушка умеет вести домашнее хозяйство! Это же любо-дорого поглядеть! Бигос, цепелины, фасоль по-бретонски, «зупа помидорова», «тястко»! Ммм! Вкусно и очень по-польски! Вышитые ею скатерти, связанные ею шапки, платки, шарфы и перчатки – все это наполняет ее дом (и, кстати, все наши – ее родных – домА) теплом и уютом.

У меня – свой сын, уже совсем большой. Когда он гуляет во дворе, я слышу его звонкий голос, произносящий считалочку: «Эти пэти, где едете, до Торуня, купить коня, а в Торуни пенькне грае, на пенендзе вшистке дайе. Раз, два, тши, круль пa тши, не твоя жечь, идть ты преч». Я хохочу: не представляю, когда это моя бабушка успела научить правнука считалочке на чистейшем польском языке. Вот так Польша передается в нашей семье из поколения в поколение.

А в детстве я больше всего любила, когда она вытаскивала целый ворох журналов «Kobieta i życie». Надев аристократические очки, она изучала новости из жизни польских знаменитостей, а я рассматривала модные картинки, и обязательно получала от бабушки маленькое задание: «А ну-ка прочти вот это!» Я читала по-польски, бабушка исправляла ошибки. И засыпая поздно вечером, слышала, как уютно бабушка шелестит листочками: это она писала письма своим сестрам, тетям, братьям и друзьям. Она, как могла, делала свою дорогую Польшу немножечко ближе…