Варшава. Начало октября. Холодно и грустно…но не для ценителей польского джаза! В тот вечер мы с супругой решили посетить концерт великолепного пианиста Марка Василевского (его Трио представляет европейский джазовый лейбл ECM), приуроченный к 10-летнему юбилею польского RadioJazz.
Центр культуры Бемово находится от нас довольно далеко, и по этой причине мы были вынуждены покинуть зал пораньше, чтобы успеть на автобус.
В коридоре мы нос к носу столкнулись с мужчиной, как говорят поляки, «старой даты». Внезапно меня осенило – перед нами в двух шагах поэт, журналист, радиоведущий, писатель Марек Гашиньский!
Кому из поклонников польской рок- и поп-музыки может быть незнакомо это имя?
Если бы он написал в своей жизни только одну песню – «Сон о Варшаве», — этого было бы достаточно, чтобы покрыть себя неувядаемой славой.
Варшава! Снова Тебе удалось меня удивить!
Следующие 10 минут я лихорадочно договаривался с паном Мареком о встрече, сбивчиво объясняя ему, что я – полонийный журналист из России, что все мое детство прошло под песни, которые он написал, что я опубликовал статью о Немане, и что интервью с ним – предел моих мечтаний.
В конце я записал на клочке бумаги продиктованный им адрес электронки и распрощался…
На автобус мы так и не успели.
Через пару дней я выслал пану Мареку электронную версию 49 номера «Польских Ведомостей» со статьей о Чеславе Немане и получил короткий ответ – «Привет, приходи ко мне по адресу(…), можешь взять еще кого-нибудь, кого хочешь. Марек».
Еще три дня спустя мы с Аней, взволнованные донельзя, приехали по указанному адресу в гости к Мареку Гашиньскому.
Забегая вперед, скажу, что мы провели в гостях чудесные и незабываемые четыре часа! Спасибо пану Мареку и его супруге Анне (тёзке моей супруги) – вино и чай были как нельзя кстати, но самое ценное – это настоящее дружеское общение. Как будто мы были знакомы 100 лет, и провели вечер в кругу близких друзей! Хотелось бы написать про единение душ и что-то такое, но высокий слог – это не про меня.
Итак, Вашему вниманию – выдержки из беседы с Мареком Гашиньским 10 октября 2019 года.
Я: Добрый вечер, Пан Марек!
МГ: Да, привет! Расскажи лучше сначала о себе, так нам будет легче! Вино будешь?
*рассказываю о себе*
Я: в Краснодаре, да и не только, полно людей, которые помнят и любят Ваше творчество.
МГ: ну надо же, никогда бы не подумал! Там же никто не знает польского!
Я: ну, во-первых, есть Полония… А незнание языков — это не мешало в 70-е, не мешает и сейчас. Английский тоже мало кто знал тогда – все слушали, полузапрещённое…
МГ: мне сложно судить. Сдается, в Польше все-таки было всегда полегче, чем в Союзе, степень свободы (если это вообще возможно — оценивать свободу в сравнительных категориях) тут была выше.
пан Марек Гашиньский с супругой Анной. Долгий разговор за рюмкой чая.
Я: расскажите, с чего началось?
МГ: о себе я попозже. А в Польше всё началось с ансамбля, который так и назывался незатейливо – «Ритм-н-блюз». Играли блюзовые, джазовые стандарты. Музыка эта была непонятной для послевоенной Польши, но до поры до времени музыкантов никто не трогал. Рок? Рок был ещё впереди.
Я: но гонения-то были?
МГ: да, начались они благодаря Гереку – противоречивому персонажу польской политики. Он тогда еще был представителем власти на периферии, в Шлёнске, не в Варшаве. Прошло там пару концертов; ну, как всегда и везде – кто-то не очень трезвый выбил пару стёкол в витринах… а ведь это должна была быть серия выступлений в типично коммунистическом духе, с сидящими на лавочках причесанными парнями и скромными девушками в наглаженных платьях (смеётся). Вышло, что вышло, и Герек был просто шокирован увиденным. Нам, шахтёрам, такое «искусство» не нужно! Именно Герек был инициатором условий, при которых гастроли самодеятельных коллективов в Польше стали просто невозможны – запрещено было на уровне министерства культуры отдавать джазменам и рок-группам в аренду залы вместимостью более 400 мест. Это означало финансовый крах любого начинания – сам понимаешь, привези-увези аппаратуру, найми зал, заплати персоналу, заплати налоги… что остаётся в виде гонорара музыкантам? Пшик! Нужны были стадионы!
Я: а все-таки, о себе?
МГ: я по образованию – социолог, хотя и закончил филологический факультет. Началось всё с просьб моих знакомых музыкантов, тогда еще вовсе не таких знаменитых, испытание славой было потом – я писал для Тадеуша Налепы, Червоных Гитар, Будки Суфлера, Гонсовского, ансамбля Ганг Марцеля и многих других. Чесек, например, (Неман – Я.К.) в те годы мучительно искал себя, переехав в Польшу. В Союзе ему светила армия, а в ней не светило ничего хорошего, так как он так и не вступил в комсомол, пел в костельном хоре… с такой характеристикой счастья ему было не видать, сам понимаешь…
Я: да, меня не приняли в комсомол в 1990 году, и это даже тогда, на излёте СССР, было огромной проблемой – помню, как председатель парторганизации школы съязвила, что меня даже в тюрьму не примут, не то что в училище…
МГ: вот-вот. И в какой-то момент Чесек, который прекрасно говорил по-русски, по-белорусски, и неплохо – по-польски (очевидно, что русскому он систематически учился в школе, а польский знал, потому что на нем говорили в семье) явился ко мне и попросил написать текст для песни, которую он сочинил. Сам, мол, он не может – не получается. Наиграл песню на гитаре, а я, хоть и не был музыкантом, запомнил ритм и размер. Отец мой, светлой памяти человек, учил меня всегда – никогда не говори «нет», говори – «попробую». Скажешь «нет» — больше не попросят. (смеется). Я быстренько прикинул текст, а потом на пару дней забыл об этом – были другие дела. Когда мы встретились в один из очередных вечеров, проведённых вместе, я сунул ему бумажку с текстом, а он взял и спел песню – вот так вот, с ходу! И, понимаешь, какая штука, текст лёг на музыку идеально! Ритм, размер, припев, интонации – не понадобилось менять НИЧЕГО.
Я: это был «Сон о Варшаве»?
МГ: да.
Я: шедевр! Знаете, её же поют на стадионах! Это настоящий гимн Варшавы, знаменитый на весь мир! Песню эту умудрились спеть даже отрицательные герои – Гитлер и Риббентроп в фильме Юлиуша Махульского…
МГ: «ПосСольство»? Да-да, смотрел, чудесная комедия!
Я: довольны ли Вы, что Вашу песню до сих пор поют? Я вот не специалист в звукозаписи, но на мой взгляд, она прекрасно записана и слушается каждый раз, как в первый раз!
МГ: сказать, что я доволен – это покривить душой! Я до сих пор в восторге, и этот факт доставляет мне несказанное удовольствие! Долгое время она конкурировала с песней Немана «Dziwny jest ten świat», и я был уверен, что на её фоне моя – просто позабудется. Время показало, что это не так, и я абсолютно счастлив!
Я: а о «Червоных гитарах»? Это был, без преувеличения, самый популярный польский коллектив в СССР!
МГ: их называли – польские «Битлз», хотя это и некорректно – ведь они творили и писались одновременно с «Битлз», так что это просто голос поколения. Знаешь, из них, безусловно, Северин (Краевский – Я.К.) был самым талантливым, честно.
Я: а Кленчон? Столько мифов вокруг их сотрудничества …
МГ: …и соперничества. Каждый из них тянул одеяло на себя, как говорится. Ссорились даже из-за количества исполненных песен на сцене. Плюс, как это ни банально, деньги сыграли свою роль – я имею в виду отчисления авторские за каждую исполненную песню и тому подобное. Обстановка в какой-то момент стала просто невыносима, и в результате Северин собрал ребят и сказал – либо он, либо я, давайте решать. Как кончилось, ты знаешь.
Я: «Три короны» — отличная пластинка Кшиштофа.
МГ: и все-таки, Краевский – выдающийся мелодист, прежде всего. Поэтом в высоком смысле он не был, тексты ему писал не только я, многие.
Я: Nie zadzieraj nosa, śpiewaj razem z nami …
МГ: …и не только эту. Правда, основным, штатным автором «Червоных Гитар» я не был. Тексты эти мои, да и не мои тоже, стали известными хитами именно потому, что Северин мог на коленке, с нуля за полчаса создать шедевр в музыкальном плане. Повторюсь, он был выдающимся мелодистом! Кленчон, по моему мнению, к тому времени уже перегорел. Знаешь, как было с Элвисом? Контракт обязывал, и он ещё что-то выпускал, но это и в подметки не годилось первым песням. Потом он, Элвис, в смысле, стал принимать…нет, не наркотики, назовем это сильнодействующими лекарствами – утром, чтобы проснуться, а вечером – чтобы заснуть. Секретарше, которая вовремя принесла ему таблетку, он мог подарить «Понтиак», но Элвиса…того Элвиса, которого все любили, уже не было! История не любит сослагательных наклонений. Северин рассказывал мне, что встречался в Штатах с Кшиштофом. В планах было поработать вместе, создав принципиально новые «Червонки» с другими музыкантами… Чем кончилось – знаешь сам.
Я: а где сейчас Краевский? Чем занимается?
МГ: живет в Штатах. В этом году мне стукнуло 80, я позвонил ему и пригласил на свой юбилей. Он не смог прилететь, поздравил по телефону. Чем занимается? Сказал, что пытается продвигать польские песни на американский музыкальный рынок. Удаётся ему это, или нет, я, к сожалению, не знаю.
Я: вернемся к Неману – фигуре бесконечно близкой русскоязычному зрителю/слушателю, и в то же время загадочной и мистической…
МГ: О Немане я могу говорить долго (смеётся). Но лучше послушать мою аудиокнигу «Время как река» — там сказано почти всё.
Я: прямо перед визитом к Вам попытался купить в «Эмпике» и иных магазинах – всё распродано! Обидно…
МГ: это же здорово! (улыбается). Чесек был довольно застенчивым человеком, как такового образования не имел, приехал в Польшу из Богом забытой белорусской деревеньки… как? Василишки? Нет, ты неправильно произносишь. Чесек говорил – Ващилишки, от имени какого-то там князя по имени Василий — так он это мне объяснял… Ну, так вот, у него была прекрасная и в то же время отталкивающая недалёких людей черта – он молчал, находясь в компании, стараясь не затрагивать в разговоре темы, в которых он специалистом не был. А кроме музыки, скажем честно, его вообще мало что интересовало. Поэтому многие считали его нелюдимым или заносчивым. Но это было не так!
Я: а что ещё запомнилось особенно?
МГ: Многое, конечно, так и не упомнишь. А, вот – ты знаешь, он был неимоверно физически крепким человеком, настоящий силач! Мы по молодости пытались шутя бороться – так с ним никто и связываться не хотел, бесполезно! А ведь он был вегетарианцем, мяса не ел.
Я: я этого не знал.
МГ: Да-да. И обязательно хочу упомянуть, что он был перфекционистом. Во всём. Всё – от настроенного на сцене микрофона до костюмов и ботинок – должно было быть идеальным. Аппаратура – лучшая. Чесек в этом был весь — вполне мог весь гонорар от концерта потратить на поход по магазинам где-нибудь во Франции – купить отрезы, чтобы пошить костюмы музыкантам – из лучшей ткани, которой тогда было не достать в Польше. Всегда переживал, чтобы каждый из музыкантов после работы получил ему причитающуюся по контракту сумму.
Я: знаю, что он упорно искал свой собственный стиль…
МГ: ты должен осознать, на него многое навалилось в относительно юном возрасте, и он быстро повзрослел – отец его умер вскоре после переезда. К тому же Чесек умудрился жениться довольно рано по польским меркам, и ему приходилось тянуть семью, в то время как мы, его окружавшие, даже не представляли себе, что это такое. И, если уж он связал свою судьбу с музыкой, то явно не для того, чтобы играть на танцах. Отсюда все его попытки –босса-нова, фанк, соул, восточные мотивы… Помнишь мою песню «Алила»? Текст о девушке из Азербайджана я написал специально по его просьбе, понятия не имея, где находится этот Азербайджан (улыбается). Чеслав экспериментировал с восточным звучанием тогда. Потом он все-таки с годами нашел свою нишу – это этно и фолк. Фольклор ему удавался. Ты, конечно, слышал пластинку «Русский лидер», где он поёт по-русски? По иронии судьбы, она была издана в Германии, СССР не был заинтересован в издании пластинок перебежчика. Все эти «Я встретил девушку, полумесяцем бровь», «Ёлочки-сосёночки», «Ты пойди, моя Бурёнушка, домой» и прочее – это его попытки найти свой собственный путь. Он был очень упорный и работоспособный.
Я: вижу, у Вас тут папки с публикациями о нём?
МГ: о нём, и не только. Мне доставляет истинное наслаждение перекладывать и систематизировать данные (всё в оригиналах!!!) о польском джазе, роке и поп-музыке. Могу заниматься этим дни напролёт. Есть у меня и несколько часов записанных разговоров с Чеславом. Но публиковать их я по ряду причин не могу. Вот, есть папка с ксерокопиями статей про Марылю Родович… Хочешь, я тебе подарю? Про неё я книг писать уже не буду – она сама прекрасно справляется с пиаром (смеётся).
Я: у Вас отличная коллекция – блюз, джаз, этно, не говоря уж о польской музыке…
МГ: собирал годами. Я тут отдам тебе кое-что, подарю. Ты собираешь материалы о польских музыкантах? Вот парные фото – это все оригиналы тех лет! Краевский, Возняк, Паломский.. Так, и диски эти забери. Я всё это уже слышал, а тебе пригодится! Не благодари, не за что!
Я: а вот из русскоязычных музыкантов кого бы Вы хотели услышать? Мы привезём Вам!
МГ: ты знаешь, выше всех музыкантов на свете, выше «Роллинг Стоунс» я всегда ценил Высоцкого – да, того парня, который женился потом на французской актрисе Марине Влади. Маленького роста, не красавец, правда? Нет-нет, я лично не был с ним знаком, он из наших близко дружил с Даниэлем Ольбрыхским. Помнишь? «Идёт охота на волков, идёт охота…». Это не талант, это гений! Качмарского бы без него не было.
Я: знаю, в Польше вообще была мода на поэтов с гитарой из СССР – Окуджава, Высоцкий, Галич…
МГ: Ну, Окуджава был у нас просто бешено популярен — всё благодаря своей дружбе с Агнешкой Осецкой. Высоцкий пользовался огромным успехом, и вот именно его диск в хорошем качестве – моя мечта! Сможешь привезти? Нет, он в Польше не записывался, я бы знал. И еще одного музыканта хотел бы – не помню фамилии, как — то на «Ш». Помню, он в 90-х уехал в Штаты из России, и записал хорошую песню – «Атаман». Как? Точно, Шуфутинский!!! Привезешь?
Я: напоследок – о чем мечтаете?
МГ: у меня всю жизнь было три мечты. Первая – пожить в Портофино – маленькой рыбацкой деревушке на границе Италии и Франции. Средиземноморский климат, море, пляжи, вкусная еда, терпкое вино, красивые женщины… Нет-нет, не включай видео, не хочу это потом видеть где-нибудь на Ютьюб (смеётся). Сейчас это уже город, но построенные отели-небоскрёбы не испортили вида на море, насколько я могу судить по фотографиям из интернета… Я ведь так никогда там и не побывал.
Вторая мечта – это купить когда-нибудь и поуправлять всласть машиной «Мерседес-Бенц». Этим я просто бредил. Представлял себе эту красавицу с редким именем Мерседес – дочь автомобильного магната, и в душе понимал, почему он назвал самый совершенный в мире автомобиль именем дочери…
Я: а третья?
МГ: снять художественный фильм о Чеславе Немане. Это будет просто бомба! Тем более, что он умер недавно, и живы люди, которые его помнят.
Я: так а за чем дело стало? Сценарий?
МГ: нет, сценарий я напишу, это вообще не проблема. Не нашлось пока режиссёра, в чьи руки я был бы готов это отдать. Да и из желающих очереди я не наблюдаю. Скорее всего, если это и случится, то много позже и без меня, снова снимут очередной голливудский миф, когда свидетелей его жизни и смерти уже почти не будет, заработают на этом кучу денег.. А жаль.
Я: 80 лет – это длинная жизнь.
МГ: ты хочешь понять, зачем всё это было? Почему был протестный дух и все остальное? Видишь ли, я слукавлю, если скажу тебе, что было тяжело зарабатывать и жить, колбаса была дорогая и ипотека неподьёмная. Потому что и сейчас, как и тогда – молодым тяжело зарабатывать и жить, еда дорогая, а ипотека – рабство, вне зависимости от того, капитализм сейчас или коммунизм. Времена не меняются. Мы все это делали из желания получить элементарную человеческую свободу – носить одежду, которая нам нравится, говорить, что думается, слушать и играть, что хочется. С этим, сдаётся мне, сейчас полегче, а значит – всё было не зря.
Я: спасибо большое, что уделили нам время!
МГ: тебе спасибо!
Ян Карбовницкий
Фото — Анна Карбовницкая