– Мой первый вопрос – о Шопене, как о герое постановки, которую мы увидим сегодня. Кто для Вас Шопен по своей ментальности – поляк или француз?
Разумеется, Шопен для меня – польский художник. И не только потому, что он родился в Польше. В его музыке слышна «польскость», он не только является самым известным польским композитором, но и оказал наибольшее влияние на нашу культуру в целом. Это символ польской музыки. Вместе с тем, он имеет большое значение для культуры Франции, где он провел большую часть своей жизни. Он обрел известность во Франции, но всегда помнил о том, что он поляк, родившийся от отца-француза и матери-польки. Его музыка вобрала в себя огромное количество польских национально специфичных элементов. С уверенностью могу сказать, что мы считаем его поляком.
– В связи с этим, что Вы вкладываете в понятие «польское национальное своеобразие» в целом, и, в частности, в балетном искусстве?
Трудный вопрос, я думаю, что на данный момент это не так легко определить. Была в свое время совершена большая ошибка – мы потеряли для польского балета имя Вацлава Нижинского. Вацлав Нижинский неоднократно говорил, что любит Россию, здесь в Петербурге он был воспитан и прошел балетную школу, любил русскую культуру и русский балет, но был поляком, его родители были поляками. Его русский язык был насыщен полонизмами (иногда это создавало проблемы). Но…в каком-то смысле мы его утратили…
Также впоследствии было несколько хореографов в 30-х годах (предвоенных), таких, как Феликс Барнер, у которого были попытки создания балетов с элементами национального польского танца, которые, к сожалению, не возобновлялись и не ставились более. Нет такой традиции, как в России – здесь всегда повторяют постановки. Разумеется, некоторые балеты умирают естественной смертью, как и люди. Однако, мы не сумели, говорю с сожалением, создать такого польского течения, и также использовать хотя бы созданное Брониславой Нижинской – сестрой Вацлава, которая была очень хорошим хореографом. Некоторое время она была руководителем (директором) польской балетной труппы – перед войной…
На сегодняшний день, я думаю, балетное искусство – одно из самых универсальных искусств. Мы, конечно, будем стараться создавать балеты на музыку польских композиторов, будем использовать польских хореографов и т. д…
Но ничего не поделаешь…язык танца очень интернационален, он вне границ и разделений. Если мы приглашаем российских танцоров, таких, как Алина Сомова и Денис Матвиенко, то нет абсолютно никаких проблем с пониманием – не только потому, что мы все можем говорить по-русски, по-английски, но и потому, что балетный язык – он общий, универсальный.
Также и в современном балете, в котором национальные элементы, безусловно, присутствуют, иногда подчеркиваются выбором композиторов,…но, если речь идет о языке, то в будущем будет проще заметить специфику конкретного коллектива (Большой театр, Мариинский театр, Польский балет), нежели национальную специфику балета какой-либо страны в целом.
– Что, на Ваш взгляд, есть романтизм в балетном искусстве, и возможно ли его выразить языком современного танца?
Эпоха романтизма в танце – это эпоха Филиппа Тальони и Марии Тальони, которая танцевала здесь, в Петербурге. Если говорить о технике, то, прежде всего, это использование танца на пуантах как неотъемлемого атрибута романтического танца. Пуанты были изобретены для того, чтобы создать образ фантастический, возвышенный, воздушный. Сейчас танец на пальцах используется несколько иначе – не «воздушно», а «твердо стоя на земле», атлетично и физически ловко. Он стал элементом современного искусства, которое оперирует совсем иными штрихами – пунктиром, черточкой, минималистически резким движением.
Романтический же танец был очень плавным, мягким, иллюзорным…Даже по содержанию – в либретто обязательно присутствуют различные духи, парения, видения. Романтическим балетом была также фокинская «Шопениана». Создание романтических балетов, наверное, возможно и сейчас. Вопрос в том, насколько это необходимо. Искусство балета быстро идет вперед. Однако, и мой «Тристан», и вообще наша работа в польском национальном балете основывается и будет основываться на технике классического танца. Это такой принцип, исходит он из того, что я считаю, если какая-то из балетных трупп в Польше и обязана сохранить классический танец на высоком уровне – то это именно Польский Национальный Балет.
Для того чтобы дать зрителю возможность увидеть настоящий классический балет наивысшей пробы, будем также стараться продолжать приглашать лучших исполнителей из России, Украины – мы уже работали с Денисом Матвиенко и Светланой Захаровой.
В романтическом балете тоже должно быть стилевое разнообразие. «Жизель» – квинтэссенция романтического балета, но она отличается от «Лебединого озера», от «Спящей красавицы». И эту разницу нужно суметь передать – она может проявляться в таких деталях, как, например, положение головы, рук, необходимо доскональное изучение стиля. У исполнителей высокого класса эта разница всегда чувствуется.
То же самое и с современными балетами – они должны отличаться друг от друга. Элементы классического танца, обогащенные средствами современной хореографии – это именно то, что вы делаете в Петербурге, когда ставите и Баланчина, Форсайта, Ноймаера и других хореографов
Классический танцовщик хорошей школы в состоянии станцевать все. Вопрос выбора – смотря что мы хотим получить в результате. Вы делали Весну Священную – реконструкцию постановки Нижинского. Для меня это очень ценная вещь.
Очень важно иметь в репертуаре коллекцию балетов классических – как базу. Тем не менее, современные хореографы не должны терять связи с действительностью, суметь отразить современное в своем искусстве.
– Как директору Польского национального балета, Вам приходится постоянно совмещать административную работу и творчество. Как Вам удается «примирить» в себе эти две ипостаси?
Действительно, это очень трудная вещь. Наша структура аналогична общей структуре театра. У нас есть общий руководитель – генеральный менеджер Театра Польского – Вальдемар Домбровский, и есть несколько директоров, которые отвечают за разные направления. Есть у меня также администратор, который занимается документами, и прочими текущими делами. Есть также балетный репетитор-педагог, который контролирует репетиционный процесс. Но я все равно должен во все вникать. Хотя коллектив не такой большой, как в Петербурге, у нас работает 96 человек. 96 творческих личностей, о которых я должен заботиться, оценивать, давать советы, решать проблемы, иногда увольнять. Это нелегко, тем более, что последний год я также исполнял обязанности приглашенного хореографа в Голландии, там я поставил два балета в прошлом сезоне. Мечтаю об отпуске. Ведь приходится вставать рано (в шестом часу) и заниматься фактически целый день работой, которая, разумеется, приносит удовлетворение, однако иногда накапливается усталость и стресс.
– Расскажите о репертуаре Польского Национального Балета на следующий сезон.
Наша репертуарная политика проста: репертуар должен опираться на три столпа. Первое – классический балет: в прошлом сезоне у нас была «Золушка» в хореографии Фредерика Аштона, «Баядерка» в хореографии Натальи Макаровой, а также «Ромео и Джульетта» в хореографии Эмилия Весловского, нашего штатного хореографа. К этой же группе можно отнести и моего «Тристана», который, как я уже упоминал, опирается на классическую технику танца.
Вторая группа – это балеты неоклассические, представляющие дальнейшее развитие классического балета. Здесь допустима большая степень свободы, стиль менее определенный, нерегламентированный: это, безусловно, Баланчин, это балет «Concerto Barocco» часть проекта «Танцуем Баха», состоящего из четырех балетов четырех хореографов. Все балеты решены в разном ключе, но даже наиболее современный по языку из них, «The Green», опирается на классическую технику: getes, требование натянуть стопы и колени и т.д. Также в проекте есть и мой балет – Light and Shadow – то, что я поставил еще для голландского балета в 2000 г., созданный в свободной технике, которая дает возможность проявить индивидуальность танцовщика, продемонстрировать выброс энергии артиста.
Все эти балеты поставлены на музыку Баха. Вообще выбор музыки для меня очень важен. Прежде всего, должна быть хорошая музыка. Бах не только вдохновлял композиторов (Стравинский многим ему обязан), но и для хореографов его музыка – это кладезь идей. Для Польши это пока новость, и здесь есть над чем работать.
Я буду ставить новый балет, который сейчас обдумываю. Также на конец сезона мы планируем вечер из трех балетов, который должен стать сенсацией. Запланировано первое исполнение в Польше балета «Весна Священная» – реконструкции постановки Вацлава Нижинского (вы имели возможность видеть ее в Петербурге). Вторым балетом будет еще одна «Весна священная» – для пяти танцовщиков, ставить будет французский хореограф Эммануэль Гард. Третий же балет (все три балета пойдут в один вечер) – «Весна священная» в хореографии Мориса Бежара.
Это будет своего рода приношение Вацлаву Нижинскому, поляку, который любил Россию (это его собственные слова). Совсем недавно, 15 июня, в Амстердаме состоялась премьера – балет, созданный на основе дневников Нижинского Для меня это очень интересно.
– Планируете ли Вы в дальнейшем сотрудничество с российскими хореографами?
Да, безусловно. У нас будет поставлена «Анна Каренина», которая только что прошла у вас – в хореографии Алексея Ратманского. Я давно знаком с Алексеем, он уже работал с нашим коллективом. Я с ним познакомился в Швеции, где он ставил «Жар-Птицу», а я ставил «Тристана» Очень хочу еще раз пригласить Светлану Захарову, возможно, с Денисом Матвиенко либо с кем-то еще, чтобы она выступила у нас в «Баядерке», как и запланировано. Вот основные российские акценты в нашем репертуаре.
– Огромное спасибо за интервью, надеемся на новые встречи с Вашей замечательной труппой и с Вами.
Беседовала Галина Жукова