Доехать до Люблина, преодолев 500 километров и перетерпев утомительное многочасовое ожидание на погранпереходе Багратионовск-Безледы. Бросить чемодан в гостинице «Брама», что притулилась прямо у ворот старого города. Долго шагать по прямым как стрелы люблинским улицам. Чтобы остановиться перед вычурными воротами православного кладбища и прежде чем ступить на территорию погоста вспомнить, почему 9 Мая, в День Великой Победы, в свой день рождения мне пришлось изменить маршрут путешествия и первым делом прийти именно сюда.
Нет, не подумайте чего дурного. Ваш покорный слуга не тотофил, не мистик и не поэт. И как все обычные люди я десятой дорогой обхожу разные склепики, гробики и могилки. Кладбища и мемориалы навевают на меня хандру. Густая тень кладбищенских кленов, платанов и прочих прекрасно растущих, упитанных и, несомненно, весьма успешных в своем дендромире кладбищенских деревьев для меня полна сырости и запаха какой-то обреченности и одновременно тревоги.
Но сегодня у меня особый повод прийти на православное кладбище. На протяжении семи часов пути из Калининграда в Люблин мой радиоприемник выплевывал все новые и новые версии и подробности чрезвычайного происшествия: в день 64-й годовщины Великой Победы в Польше осквернены памятники советским войнам. Российский МИД обвиняет и делает громкие заявления, польская сторона смущенно оправдывается и говорит о факте «случайного возгорания одного венка от свечи». От одной маленькой свечи разгорелся очередной международный скандал. Я решил, что должен все увидеть своими глазами и сам во всем разобраться.
Первым на люблинском кладбище меня встретил священник «Iоаннъ Iоанновъ Михалетскиiй». Именно так было выбито на черном мраморном надгробье, накрытом каменными ризами. Далее значилось: «Родился 24 февраля 1854 года. Скончался 18 января 1901 года На 47 году жизни». И скромная эпитафия: «Мир праху твоему».
Встреча с православным священником, пусть даже давно покойным, показалась мне добрым знаком и я пошагал вперед бодрее, невольно замедляя шаг у надгробий с кириллическими надписями.
Вот Павелъ Петровичъ Киселёвъ. «Отставной полковникъ инженеръ 78 лет от роду. Скончал 14 января 1903 года», — как значится на скромном обелиске.
А вот памятник из белого камня, позеленевшего от времени. Читаю: «Настоятелю Люблинскаго собора протоирею Михаилу Акимовичу Ивановскому, скончавшемуся 1-го июля 1891 года на 68 году жизни».
Памятник генерал-майора Ивана Александровича Сурикова, «скончался 1872 года февраля 28 дня на 63-м году жизни» весь в лесах и находится на реставрации. Останавливаюсь на минуту, чтобы полюбоваться фигурой мраморного ангела, оберегающего покой генерал-майора. Пожалуй, у родственников Ивана Александровича были не только деньги, но и вкус: надгробие действительно можно рассматривать как произведение искусства.
А вот могила еще одного генерала: «Генералъ-лейтенантъ Михаилъ Андреевичъ Буцковской родился 8 января 1812 года скончался 20 июня 1876 года. Люблинским губернатором был 12 лет». На барельефе — серьезный дядька, заросший усами, бородой и бакенбардами так, что не разглядеть лица. Что же, суровый губернатор правил этим городом в девятнадцатом столетии. Это однозначно, в энциклопедию не гляди. Где-то по близости должны быть и чиновники рангом по ниже. Вот и они: «Люблiнский вице-губернаторъ Д.С.С. Аполлонъ Федоровичъ Конисский. Скончался 4 января 1883 года». Интересно, а что такое Д.С.С? А вот и статский советник, люблинский губернский ветеринарный инспектор Прокофий Константиновичъ Рубинский: «Родился въ 1853 г. 8 iюля умер въ 1911 году 29 января».
Среди скучно-казенных надгробий попов и чиновников застывшим криком взрастает в небо каменное дерево в виде православного креста: «Здесь покоится Фаддей Романович Ржепинскиiй, ученик VII класса Люблинской гимназии. Скончался 19 февраля 1894 года». Эх, Фаддей Романович, Фаддей Романович. Как же ты так…
О десну от православной часовни — ровным строем каменные кресты с характерными трезубцами: петлюровцы нашли покой в любельской земле под скромной, одной на всех, безмерно печальной эпитафией: «Укранiо, Укранiо, ось где твоi дiти». Слышишь ли ты, Украина? Помнишь ли жестокие уроки истории? Нет, вряд ли. Травой заросли солдатские кресты. Стерты имена неизвестных героев.
Вот еще одна крохотная часовенка с православным крестом. Стоит на рукотворном холме, вокруг которого заняли круговую обороны офицеры царской армии. Вот обелиск с замечательной эпитафией: «Дорогому дяде, бывшему начальнику 18-ой пехотной дивизии генералу от инфантерии Семену Афанасьевичу Шкуринскому от благодарной его племянницы». Замечательно, правда? От благодарной племянницы. Судя по размерам памятника благодарной племянница осталась в том числе и за приличное наследство, доставшееся от дядюшки. Рядом могила капитана 69 пехотного рязанского полка Стефана Викторовича Фидровского. Еще дальше по кругу похоронен капитан того же полка Михаил Михайлович Веселовский: «Скончался 6 марта 1903 года на 46 году жизни». В 46 лет и все еще капитан. Интересно. В современной российской армии в этом возрасте все уже в полковниках ходят. Неужели так офицерское звание девальвировалось за сто с небольшим лет?
Целое поле крестов полякам, погибшим в 1918-м, во время польско-большевистской войны. Становлюсь на колени, чтобы разобрать скромную надпись: «Станислав Винницкий, доброволец W.P. Погиб 23 апреля 1918 года в возрасте 22 лет».
А вот еще кресты, целый лес каменных крестов польским солдатам, по большей части неизвестным, погибшим на поле славы в 1939 году. 1 сентября 1939 года Польша подверглась военному вторжению, в ходе которого ей пришлось сражаться на два фронта. А здесь спят вечным сном герои Второй мировой.
Рядом с павшими польскими солдатами лежат австрияки. На огромной гранитной плите полустертая надпись: «Wer den Tod im Helgen Kampfe fand, ruht auch in fremder Erde im Faterland», — которую я перевел так: «Павшим героям и чужая земля пусть будет отчей». Слабое утешение для тех, кто пришел на эту землю с огнем и мечом, а обрел вечный покой под тяжеленным гранитом. Впрочем, австрийцы всегда отличались некоторой сентиментальностью и любовью к «крылатым выражениям».
Следующий квадрат — очередное воинское захоронение, где лежат солдаты, погибшие в 1946-1947 году в борьбе «с контрреволюционным подпольем», а если говорить точнее с теми, кто не хотел смириться с приходом советской власти и яростно ей сопротивлялся.
В дальнем углу кладбища — мемориал жертвам Катыни. Место увековечения памяти офицеров польской армии и полиции — уроженцев Люблина и окрестных городов — расстрелянных НКВД в советских лагерях для военнопленных в Осташкове, Козельске, Старобельске в 1940 году.
А вот и офицеры советской армии. Вокруг гигантского, черного памятника, похожего на фантастический боевой шлем, покрытый черной смальтой, полукругом, каждый под своей мемориальной плитой похоронены: неизвестный ст. лейтенант летчик; гвардии старшина И.А. Домастук; летчик-истребитель В.И. Трифонов; техник-лейтенант Юрий Ильич Спиридонов; лейтенант Геннадий Яковлевич Смирнов; Капитан Павел Андреевич Синицин и многие, многие другие офицеры и старшины Советской Армии.
Мемориальный холм зарос лютиками и мягкой лесной травой, вокруг — кудрявые клены, вечнозеленые ели, лиственницы и покой. И тишина, которую можно услышать только там, где рядом мирно лежат поляки, русские, немцы, красные, белые, красно-белые и жовто-блокитные, генералы и гимназисты, священники и добровольцы, петлюровцы и советские офицеры.
Не подумайте чего дурного: я не тотофил, не мистик, и не поэт. Но я бы с удовольствием отвел на экскурсию по люблинскому кладбищу перевозбужденных политиков, жадных до сенсаций журналистов, близоруких «патриотов» всех мастей. Может быть они поучились бы у местных обитателей философскому спокойствию и политической толерантности. И поняли одну простую мысль: нам всем вполне хватит места на этой прекрасной, на нашей общей земле.
Валерий Скляров (Сzyrw)