“Бенёвский” Юлиуша Словацкого на сибирской земле

Все начинается с Байкала и завершается Байкалом. Потому что начинается с мысли об озере еще в самолете и кончается посещением его берегов. Думаешь: вот сейчас я увижу в окошко Байкал, потом спохватываешься — да ведь глухая ночь. И потом еще неизвестно, пролетаешь ли сейчас над озером. Может, мы приближаемся к городу с противоположной стороны.

Мы прилетели в Иркутск с директором Института Мицкевича в Санкт-Петербурге, консулом по культуре Цезарем Карпинским, встречал нас Генеральный консул Польши в Иркутске Кшиштоф Чайковский. Так отмечался в Сибири на грани 2009–2010 годов юбилей Юлиуша Словацкого.

Здесь в Забайкалье, в Иркутске, причудливо переплелись нити истории. Здесь побывали тысячи и тысячи ссыльных, среди них и поляки, и декабристы. Но именно полякам и Польше я обязан посещением Иркутска. Кое-кто думает, что первые ссыльные поляки появились в Сибири в конце XVIII века в связи с разгромом Барской конфедерации. Но это не так. Нет, первые поляки очутились на этих землях раньше на целых два столетия, это были пленные войска Стефана Батория. А потом новые и новые волны…

Барские конфедераты встречали еще, к примеру, стариков-ветеранов, сражавшихся под знаменами короля Станислава Лещинского. Сибирь была колоссальным котлом, поглощавшим людей разных национальностей, разных сословий, разных убеждений, иногда без остатка, навечно. Одним из важнейших центров Восточной Сибири был, несомненно, Иркутск.

Прежде всего, это город ссыльных декабристов, большой сложный музей декабристов распадается на несколько площадок, в том числе, Дом Волконских и Дом Трубецких. У поляков и у декабристов была общая горькая судьба, и странно было бы, если бы между ними существовало отчуждение. Их интересы на воле во многом совпадали, совпадали они потом, уже, увы, и в неволе. Кандалы польских и русских повстанцев были выкованы из одного железа.

Юлиуш Словацкий далеко не первый год поэт говорит с русским читателем. Еще до Октябрьского переворота его усердным переводчиком был Константин Бальмонт, что, впрочем, неудивительно, потому что творческая манера поэтов совпадает.

Тема Сибири — одна из ярких тем в произведениях Словацкого. Хотя поэту не довелось побывать в обширном морозном крае, он не раз настойчиво возвращается к этой теме. Действие поэмы «Ангелли» происходит на фоне пурге и голоса шамана. Но главным там является идея свободы, громко звучащий призыв сбросить оковы деспотизма. Замечательна в этом отношении и его драма «Кордиан». В «Бенёвском» Словацкий ставит себя на место ссыльного:

 

 

И в своих творческих снах, и в реальной жизни Словацкий был всегда путешественником. Хоть не всегда он описывал то, что действительно видел, его описания были неизменно насыщены красками и эмоциями.   

Себе в герои Словацкий избирает в поэме известного авантюриста XVIII века Мауриция Августа Бенёвского. В первых пяти песнях, изданных еще при жизни автора, которые являются сами по себе завершенным произведением, он рисует похождения Бенёвского накануне событий, приведших его в Сибирь и на Камчатку. Дальнейшие приключения изображены лишь фрагментарно в отрывках, изданных посмертно, среди них и 10-я песнь, наиболее цельный в сюжетном отношении кусок, который также переведен и напечатан в книге вместе с октавами, выражающими отношение Словацкого к русской литературе и его времени.

Новаторство Словацкого заключается в том, что он смотрит на своего героя как бы со стороны, зачастую его образ и события в его жизни являются лишь предлогом для того, чтобы выразить собственное отношение поэта к себе и окружающему миру. Поэма содержит ряд лирических отступлений, в которых автор заявляет свое жизненное и поэтическое кредо, высказывается по многим вопросам, ведет напряженную дискуссию, в частности, с Адамом Эмильевичем.

В эпоху Словацкого Сибирь находилась невообразимо далеко, это был конец света. Во второй половине XVIII века Кишинёвскому понадобилось около года, чтобы вместе с осужденными достигнуть Камчатки. То, что для пленного воина Барской конфедерации было огромным трудом, нам кажется сегодня пустяковым делом. Из Петербурга до Иркутска можно долететь за 7–8 часов. Дистанции в наши дни спрессованы так же, как спрессованы человеческие судьбы, помещенные в эти расстояния.

Иркутск, когда-то дальняя окраина империи, значительно приблизился к нам, стал достижимым. Но это еще не значит, что он город простой и обыкновенный. Разные эпохи и события сплелись там и наложились друг на друга. Вспомним, что здесь был расстрелян адмирал Колчак, что тело его было спущено в прорубь закованной в лед реки. Теперь ему в Иркутске воздвигнут памятник. Да, Иркутск — город чудес. В отдалении маячит фигура Александра III, он вернулся на свой пьедестал, с который его свергли девяносто лет назад. Вместе с тем у иркутян не угасла память иного мира, здесь есть улицы Карла Маркса, Дзержинского …

Иркутск был прежде городом деревянным, и следы замечательного зодчества прошлых эпох сохранились. Многие дома являются интереснейшими памятниками деревянной архитектуры. Они стоят вперемежку с каменными домами девятнадцатого века, с современными многоэтажными новостройками, на которые смотришь, задрав голову. Сейчас идет борьба за то, чтоб сохранить старинные шедевры из лиственницы и кедра, чтоб они не уступили безоговорочно кирпичу и бетону. Конечно, старые развалюхи никто спасать не будет, однако …

Творчество многих польских поэтов связано с Сибирью. Это и великий Мицкевич, и Норвид, а также Красинский, Ленартович, Залеский, Уейский

В жарко натопленном зале деревянного дома-музея декабристов — Доме Волконских — жаль, что не при свечах — состоялась презентация книги. Собрались оттаявшие от мороза, заинтересованные событием, доброжелательные, обаятельные иркутяне. Выступления перемежались фортепианными пьесами Шопена, выступила также Елена Белькевич-Сапчук, человек Петербургу не чуждый. В 2004 году она завоевала первое место на вокальном конкурсе в нашем городе.

Но главное — это, конечно, разговор о Словацком. Вечер открыла Елена Аркадьевна Добрынина, директор Музея, человек доброжелательный, компетентный, хорошо знакомый с историей, и с реалиями сегодняшней жизни в Иркутске.

Все с большим интересом слушали выступление профессора Агнешки Чайковской, автора вступительного эссе к изданию поэмы, а вернее сказать, блестящей статьи, раскрывающей особенности творческой лаборатории Словацкого, новаторский характер его поэмы, в которой его герой играет особую, новую в литературе роль и где сам автор становится незримым героем, реализующим свое «Я» в лирических отступлениях.

Довелось послушать выдающегося ученого профессора Болеслава Шостоковича, который только что выпустил в свет первый в созданной им серии том воспоминаний декабристов. Впрочем, в своих трудах он не раз погружался и в польскую историю, ученый поработал уже в ряде крупнейших библиотек мира, в том числе в Российской национальной библиотеке Петербурга. Можно надеяться, порыв байкальского ветра занесет его вновь в наш город.

Да, да, именно порыв байкальского ветра, потому что человек, побывавший в Иркутске и не повидавший Байкала, не посетил по-настоящему тех мест.

Ветра Сибири — это особые ветра, и людей они выковывают особых. К числу сибиряков я, разумеется, не принадлежу, но вспомнилась одна фотография — снимок, сделанный в Шадринске, тоже сибирском городе. На снимке запечатлены мои родственники: прабабушка, бабушка, мать, тогда еще молоденькая девушка, собравшаяся уехать в Петроград, мои дяди. И еще один человек, мне говорили, что это поляк по фамилии Поклевский-Козелл, представительный мужчина, потомок ссыльных поляков.

Когда в 1965 году я был в Кракове и, ненасытный книгоман, бродил по магазинам, я посетил букинистическую лавочку, где разговорился с хозяином по фамилии Поклевский. Он поведал мне, что несколько лет назад он назывался еще Поклевский-Козелл, но милиция велела ему вычеркнуть этого, как выразился, «козла». Он проникся ко мне доверием и подарил, а вернее, дешево продал русское переиздание «Доктора Живаго» Бориса Пастернака, только что выпущенное в свет итальянским издателем Фельтринелли. Эту книгу я тайком привез в Советский Союз и храню в своей библиотеке. «Доктор Живаго» принадлежал тогда к запрещенной литературе, а Пастернак был исключен из Союза писателей. И вот теперь я подумал: а не свела ли меня тогда судьба с потомком того человека на фотографии или по крайней мере с кем-то из его потомков.

На следующий день после презентации я хлебнул байкальского ветра. Мы с волнением ждали этой встречи с озером. Как выяснилось, оно замерзает в середине января, но, к счастью, стоял ещё декабрь. Надо сказать, что великий Байкал был к нам, приезжим из Петербурга, весьма благосклонен. Дома, в Питере, Байкал представляется географическим понятием, а здесь становится ясно, что это элемент мироздания. Мороз был всего 14 градусов, и ветер обжигал лицо. День стоял хмурый, но в ту минуту, когда мы вышли к озеру, проглянуло солнце и обозначились на дальнем берегу припорошенные снегом склоны Западных Саян.

В одном месте над озером высокой полосой стоял пар. Мне объяснили, что как раз в этом месте в водах озера происходит движение, потому что там формируется Ангара — единственная река, которая вытекает из озера, в то время как впадает в него более 350 рек и речек. И это напомнило Ладожское озеро и Неву, которая вытекает из Ладоги — одна-единственная. Когда смотришь из Орешка на Ладогу, то кажется, что воды озера расположены выше и что этот перепад вечен.

Вода в Байкале черная. А какой же ей быть, если это самое глубокое озеро в мире? 1940 метров! К тому же, это самый большой резервуар пресной воды на земном шаре. Когда соприкасаешься с Байкалом, то кажется: распахнулись невидимые ворота, и ты приобщился к новому качеству вселенной. В самом деле, что же такое Байкал? Любимое детище Творца? Создание великого шамана, дремлющего на дне озера? А может (научное обоснование!) завораживает испускаемый озером инфразвук, который не слышит ухо человека, но воспринимает все его существо?

Байкал! Байкал! Какие перипетии человеческих судеб, сколько ссыльных и каторжников ступало на твои берега! Человек питал к тебе разные чувства, он проклинал и благословлял тебя, но никогда он не был еще так неблагодарен, как сегодня. На берегу Байкала построили целлюлозно-бумажный комбинат и сточные воды сбрасывают в озеро. Есть и очистка. Но можно ли до конца очистить сточные воды? Год назад под нажимом общественности комбинат закрыли, а вот теперь открыли снова.

Славяне занялись любимым делом: рубят сук, на котором сидят. Мы тратим сотни миллионы рублей на экологические проекты и в то же время травим Байкал, где обитает множество видов животных, которых не встретишь больше нигде на свете: вспомним хотя бы байкальского тюленя-нерпу.

Когда мы вернулись в Иркутск, нас встретил мороз под тридцать градусов и влажный ветер. Ангару так и не удалось увидеть, она была покрыта облаками пара. Впрочем, мороз сковывает здешние воды прочно и надолго. Когда-то по Байкалу прокладывали ежегодную зимнюю железную дорогу, потому что объезд длителен и сложен. Да, с Байкалом надо жить в дружбе, тогда он будет добрым и щедрым. Своей несравненной рыбой он кормит весь Иркутск.

Гостеприимен по-своему этот край, гостеприимны живущие здесь люди! Покидаешь Иркутск с чувством, что приобщился к миру, о котором знал лишь понаслышке. Улетая, я спросил:

– Говорят у вас бывают землетрясения?

– Да, случаются.

– Ну и что?

– Недавно тряхануло. Кажется, семь баллов.

– Много разрушений?

– Как-то обошлось.

В четыре утра самолет поднимается во мрак с тем, чтобы лететь, лететь, лететь.