Анджей де Лазари: «Меня раздражают политики и журналисты, которым нужен враг»

— Пан Анджей, известно, что Вы – внук русских эмигрантов. Расскажите о своей семье, ведь, ваш интерес к России вызван, очевидно, и личными, биографическими мотивами.

Мой пра-пра-прадед, Дмитриос де Лазари (1755-1803), с греческого острова Занте (Закинтос) в 1870 году пошел на службу к Екатерине II на войну с Турцией; его сын, Николай Дмитриевич (1794-1882), дошел за Наполеоном с русскими войсками до Парижа; прадед, Николай Николаевич (1837-1902), был, к сожалению, генералом жандармерии в Радомской губернии (в исторических учебниках, к счастью, о нем ничего плохого не пишут); а дед, Константин Николаевич (1869-1930), одно время был на территории Польши царским чиновником по крестьянским делам, и было у него небольшое поместье в Радомской губернии. Благодаря этому, «с польскими бумагами», ему удалось в 1919 году сбежать в Польшу и поселиться в Лодзи, где я в 1946 году родился. В 90-е годы XIX века дед был начальником Лепсинского уезда (Лепсинск находится в 700 км на юго-востоке от Семипалатинска в Казахстане на границе с Китаем – прим. ред.), и вот в декабре я полечу в Астану, чтобы открыть выставку его фотографий того времени, которую три года тому назад мне удалось показать в Лодзи. Брата моего деда, генерал-майора Александра Николаевича (1880-1942), который остался в большевистской России, Сталин прикончил «лишь» в 1942 году.

Я не знаю, существует ли русская, польская, немецкая или какая-нибудь другая коллективная «душа», однако остается фактом, что в сознании многих людей, в том числе ученых, такие «души» существуют. Мариан Здзеховски издал в 1920 г. небольшое исследование Русское влияние на польскую душу (а также ряд других Очерков о психологии славянских народов). Много текстов о «русской душе» написал Николай Бердяев. Для меня однако «душа народа» является скорее только мифом, символом, категорией мышления, с помощью которой в истории, а иногда и в современной жизни, пытаются истолковать и обобщить те явления, которые свидетельствуют о «особенности» данного общества. Я сам исхожу из того, что любой коллектив – в том числе «нация» – вторичен по отношению к личности. Это «Я» «запрограммировано» генами, а позднее также и культурой: семьи, школы, «двора», среды, в которой вырастает, эпохи, в которой живет, книг, которые читает, телевизионных программ, которые смотрит и т. п. И только эти «Я» создают коллектив, называемый семьей, нацией, классом, общиной, церковью. В одном случае они «договариваются», что их объединяет кровь, в другом, что цвет кожи, язык, религия, территория, которую они заселяют, или законы, которые устанавливают. И «похожими друг на друга» делает нас культура, в которой мы вырастаем. Отсюда и наша с русскими «непохожесть» – росли мы в разных культурах.

Слишком близко мы друг от друга живем, слишком часто друг с другом воевали и, как муж с женой после развода, не хотим видеть в нашей истории ни капли своей вины.

Жители Европы, обобщая конечно, пришли к выводу, что единственным институтом, который они в состоянии рационалистически согласовать и, благодаря нему, объединиться, является право. Нет возможности найти «единого» Бога, «единой» Идеи, «единой» Правды, «единой» партии, зато есть возможность согласовать «единое» право, обязывающее всех жителей Евросоюза. Верь себе в Бога, в какого хочешь, в какую хочешь Идею, Правду, говори на каком хочешь языке, соблюдай правила культуры, в которой ты вырос, или совсем другой – которая тебе просто по душе, лишь бы ты соблюдал право, законы, которые мы вместе установили. Объединяет нас, в первую очередь, правовой институт гражданства, а юридические законы находятся в согласии с правами человека и не зависят от морали и взглядов какой-либо личности, группы, партии, коллектива и т.п. В России, с «западной» точки зрения, этот идеал пока не осуществился. Здесь, по-прежнему, нет укоренившегося сознания в необходимости существования и соблюдения права. Для многих россиян право в принципе является абстракцией, лишенной существенного значения. Права личности-гражданина в российской идеологии все отодвигаются на задний план и подчеркиваются права народа-коллектива. Будем, однако, надеяться, что слова Владимира Путина, что «диктатура закона – это единственный вид диктатуры, к которой мы обязаны стремиться», не пустые слова. «Диктатуры закона» в России пока еще нет, но стремление к ней уже кое-где заметно. А сможет ли Россия стать когда-нибудь членом Евросоюза? – Боюсь, что не история, а география может здесь помешать. Это маленькой Европе пришлось бы присоединиться к большущей России. А согласилась ли бы Россия перестать быть империей?

От стереотипов и предубеждений нам никуда не деться, нам остается их осознавать. Осознание, понимание и описание культурного контекста этих предубеждений и разногласий, по-моему, поможет в их преодолении (дело ведь не всегда в конфликте, иногда это лишь недоразумение на уровне языка и грамматики культуры).

На уровне обычных людей, по-моему, ничего не изменилось. Каждый год у меня учится кто-нибудь из российских студентов, каждый год у меня «в гостях» несколько российских ученых – на стажировках и конференциях. У нас нет проблем с взаимопониманием, и одинаково нас раздражают некоторые политики и журналисты, которым почему-то обязательно нужен «враг».

Существуют теперь два коллектива – детско-молодежная группа «Балалайки», которую приютил Лодзинский университет www.uni.lodz.pl/index.php/strefa/balalajki и ансамбль бывших моих студентов LECHaRUS www.lecharus.art.pl. Больше у меня контактов со второй группой – разница возраста чуть меньше. Посмотрите, пожалуйста, их сайт, послушайте, как играют, и приглашайте их в Питер…

Самый сложный вопрос! Мечты все сбылись, что видно на снимке с моим внуком Ясем.